Год: 1996
Серия: Из наследия мировой психологии
Издательство: П. Э. Т. – Алетейя
ISBN: 5-85233-003-28
Язык: Русский
Формат: PDF
Качество: Отсканированные страницы
Количество страниц: 160
Вниманию читателей предлагается одна из последних прижизненно опубликованных работ знаменитого российского мыслителя Г. Г. Шпета. В книге критически переосмысливаются философские и психологические истоки этнической психологии, представленные главным образом в работах Лацаруса, Штейнталя и Вундта, и обосновывается принципиально новое для начала XX века понимание предмета этнической психологии; анализируются такие понятия, как «народный дух», «коллективный субъект» и др.
Работа представляет огромный интерес не только для тех, кто изучает этнопсихологию, но и для всех, кому небезразлична история философии, науки и культуры, а также судьба выдающегося ученого и философа Г. Г. Шпета.

ПРЕДИСЛОВИЕ

В этом выпуске Введения воспроизводится в исправленном и дополненном виде моя статья, напечатанная в «Психологическом Обозрении» в 1919 г. Уже тогда, по замыслу автора, эта статья была первой в ряду других, из совокупности которых должно было образоваться Введение в изучение этнической психологии. Вторая часть работы в свое время (1920—21 г.) была доложена мною, в своей основной части, в функционировавшем тогда при Московском университете «Московском Лингвистическом Обществе» и была посвящена самой методике исследования. Дальнейший собранный мною материал был приведен в систему университетского курса, каковой и читался мною в Московском университете. В организованном мною тогда же Кабинете этнической психологии я рассчитывал подвергнуть свои теоретические положения лабораторной проверке. Обстоятельства времени отторгли меня от всей этой работы. Однако все растущий интерес к краеведению и к изучению так называемых национальных меньшинств возвращает внимание науки к проблемам этнической психологии, и мне показалось своевременным еще раз выступить с защитою своих взглядов, в убеждении, что они могут иметь реальное значение для разработки новой еще у нас научной дисциплины.

Значительная часть этого выпуска посвящена критике и полемике. Это — необходимо, и как общая расчистка пути, и как способ более отчетливого выявления собственной позиции. Наиболее признанный авторитет в области этнической психологии, В. Вундт, подвергся с моей стороны наиболее резкому нападению. Вундт, по моему мнению, завершение развития психологической науки второй половины XIX в. — апостол волюнтаристической реакции против интеллектуалистического гер-бартианства, с одной стороны, и психофизического эксперимента против спиритуалистических композиций типа Фихте младшего, Ульрици и под<обных>, с другой стороны. Новая психология зародилась в те же семидесятые годы (первое изд. Очерков физиологической психологии Вундта 1873 г., Психология с эмпирической точки зрения Брентано 1874 г.) Более поздние опыты обновления психологии как науки в виде разного типа описательной психологии, возникавшие независимо от реформы Брентано (напр<имер>, Дильтей и его последователи), сливаются теперь в одно. И если Штумпф, Марта, Мейнонг — прямые ученики Брентано, то уже англичанин Стаут примкнул к новой психологии, идя от других учителей. Еще, может быть, показательнее резкий поворот от Вундта, сопровождавшийся острою полемикою, представителей так называемой Вюрцбург-ской экспериментальной школы (Психологию Авт. Мессера 1914 г. можно считать первым опытом системы новой психологии). Наконец, примеры, подобные Ясперсу (К. Jaspers), как будто объединяют все генеалогическое разнообразие новой психологии.

Стоит ли особо останавливаться на том, что у нас положение вещей еще элементарнее. Научная психология у нас в запустении, и если бы наш специалист-лингвист, искусствовед, этнограф захотели воспользоваться ее услугами, где им найти авторитетный источник? Вот — случайно припомнившиеся примеры (не из худших, могу назвать худшие — nomina periculosa*): один из области «поэтического стиля» («принципы Эльсте-ра» — авторитет!..), другой — целое «руководство» по «теории словесности»: третий — «синтаксис в психологическом освещении» (автор — чрезвычайно почтенное имя, в своей специальности) — но что же это за психология? и что если бы, в самом деле, их специальные выводы базировались на этой психологии?.. Но если западные коллеги наших специалистов — для нас всегда ведь авторитеты — все еще живут «вундтизмом», то тем более нет как будто и для нас лучшей опоры... Автору по опыту известно, что его собственная критика Бундта иногда рассматривалась как простой задор и выражение некоторого пристрастия к парадоксу. Но это-то все и доказывает необходимость предпринятой мною критики, тем более, что я не знаю какой-либо другой, аналогичной работы в нашей или западной литературе, ссылкой на которую я мог бы ограничиться. — Я не останавливаюсь с такою же подробностью на принципах французских социологов (школа Дюркгейма, Ле-ви-Брюля) или американских «социальных психологов» (от Бринтона до Малиновского), во-первых, потому что критика их должна вестись преимущественно эмпирически, а не принципиально, а во-вторых, потому что свое определение этнической психологии я все же веду по магистрали Штейнталя, и, следовательно^ прочие для меня интересны лишь как временные противники или союзники.

Основное, что связывает меня с этою магистралью, сохранение ее психологической терминологии. Мое новое — в новом толковании и применении этой терминологии и в вытекающем отсюда методе. Центральным термином здесь всегда был термин «душа» или «дух народа». Но, могут сказать, именно Брентано, как известно, раскрыл положительный смысл лозунга (провозглашенного А. Ланге) «психологии без души», и если общая психология может обойтись без такого предмета, как «душа», то разве не относится это еще в большей мере к «душе народа»? Я думаю, что к настоящему времени термин «душа» настолько уже очищен от метафизических пережитков, что им можно пользоваться — в уверенности, что теперь и самые нервные особы умеют устоять против соблазнов навьего очарования, — только усвоив термину некоторое положительное содержание вспомогательного для науки «рабочего понятия — того, что физики называют «моделью», сознавая нереальный, фиктивный смысл соответствующей «вещи». Стоит только отрешиться от представления души как субстанции, чтобы тотчас отбросить и все гипотезы об ее роли как субстанциального фактора в социальной жизни. То же относится к термину «дух». Только при этом условии оба термина в серьезном смысле могут толковаться как субъект (materia in qua*) — чего от «духа» требовал уже Гегель. Термин «дух народа», подобно (но не тождественно) «духу времени», «духу профессии, класса, солидарности» и т. п., удобен теперь тем, что толкуется коллективно. А этим, в свою очередь, окончательно преодолевается традиционное представление о субъекте как индивидуальной особи — туманном биологическом прикрытии все той же гипотезы субстанциальности. И далее, легко показать уже действительное положительное содержание термина. Формально это есть лишь указание на некоторого рода тип или характер, а потому нечто изначально коллективное, что обязывает нас, обратно, и индивидуальное — в его структуре и составе — трактовать как коллективное. Все это — уже не простое истолкование и перетолкование термина, а новый смысл, новый принцип, новый метод.(.....)