Две зимы и три лета
Две зимы и три лета
Мишке Пряслину недолго
приходилось жить дома. С осени до весны
— на лесозаготовках, потом сплав, потом
страда, потом снова лес. А как появится
в Пекашине — бабы наваливаются: этой
поправь крышу, той подними дверь. Нет
мужиков в Пекашине.
В
этот раз, Как всегда, дома его ждали.
Мишка приехал с возом сена, расспросил
о ребятах, наорал за упущения, потом
достал гостинцы — Егорша Ставров, лучший
друг, уступил ему свои промтоварные
талоны. Но парни к подаркам отнеслись
сдержанно. А вот когда он вынул буханку
ржаного хлеба… Много лет не было в их
доме такого богатства — ели мох, толкли
в ступе сосновую заболонь.
Младшая
сестренка выложила новость: завтра с
утра бабы будут корову в силосную яму
загонять. Хитрость такая: забивать
колхозную скотину нельзя, а вот если
подвести её под несчастный случай да
составить акт… Пустилась на такой
расход председательша потому, что бабы
потребовали: уж лето, а они так и не
отпраздновали победу. В застолье
поднялась Анфиса и выпила за Мишку —
он за первого мужика всю войну выстоял!
Все бабы плеснули ему из своих стаканов,
и в результате парень очутился на повети
у Варвары Иняхиной.
Когда
Анна Пряслина узнала, что сын её ходит
к Варваре, сначала кинулась ругаться,
потом на жалость стала брать: «Миша,
пожалей нас…» Подговорила председательницу,
и, словом, такое началось, что Варвара
уехала жить в райцентр. С новым
мужем.
Какие муки не
приняли за войну пекашинцы, а лес — всем
мукам мука. Подростков снимали с ученья,
посылали стариков, а уж бабам скидки не
было никакой. Хоть издохни в лесу, а план
дай. «Терпите, бабы, — твердила Анфиса.
— Кончится война». А война кончилась,
жахнули задание больше прежнего. Страну
надо отстраивать — так объяснил секретарь
райкома товарищ Подрезов.
По
осени вдобавок сдай налоги: зерно,
шерсть, кожу, яйца молоко, мясо. На налоги
объяснение другое — города нужно
кормить. Ну, ясно, городские без мяса не
могут. Вот и думай, мужик, сколько дадут
на трудодни: а вдруг ничего? На юге
засуха, откуда-то должно государство
хлеб брать. Членов партии уже вызывали
в правление по вопросу о добровольной
сдаче зерна.
Чуть
погодя правительство объявило закон о
займе. Ганичев, уполномоченный райкома,
предупредил: выше контрольной цифры
можно, а ниже нельзя. С тем и пошли по
избам. У Яковлевых не дали ни копейки —
плохо началась подписка. Петр Житов
предложил отдать три своих месячных
заработка, девяносто трудодней, что в
деньгах составляло 13 рублей 50 копеек.
Пришлось припугнуть увольнением жены
(она счетоводом работала). Дом Ильи
Нетесова оставили напоследок — свой
человек, коммунист. Илья с женой копили
на козу, детишек-то полон дом. Ганичев
стал агитировать насчет сознательности,
и Илья не подвел, подписался на тысячу
двести, предпочел государственный
интерес личному. С начала навигации в
район прибыло два первых трактора. На
один из них сел Егорша Ставров, закончивший
курсы механизации. Мишку Пряслина
назначили бригадиром, и на заработки в
лес поехала Лиза. Председателем же в
Пекашине стал вернувшийся с фронта
Лукашин. У Пряслиных была и радость. В
эту страду на покос выехала целая
пряслинская бригада. Мать, Анна, глянула
на пожню — вот он, её праздник! Равных
Михаилу косарей в Пекашине нет давно,
и Лизка ведет покос на зависть. Но ведь
и двойнята, Петр с Гришей, оба с косками…
Весть о беде привез им Лукашин: Звездоня
заболела. Кормилицу пришлось зарезать.
И жизнь перекроилась. Второй коровы им
было не видать. Тут пришел к Лизке Егорша
Ставров и сказал, что к вечеру приведет
из района корову. Но чтоб Лизка тогда
шла за него замуж. Лизе Егорша нравился.
Она подумала, что ведь и Семеновну-соседку
на шестнадцатом году выдали, и ничего,
прожила жизнь. И согласилась. На свадьбе
Илья Нетесов сказал Михаилу, что старшая
его дочь, отцова любимица Валя, заболела
туберкулезом. Аукнулась коза-то.
