Мне кажется,
никто лучше М. Цветаевой не сказал о
сущности этого художника слова. В очерке
об А. Белом "Плененный дух” вырисовывается
образ мятущейся души, горячо любящей
людей, жизнь, свою родину. Тема
родины всегда волновала поэта. О его
книге стихов "Пепел” критики говорили,
что это явный поворот к Некрасову, к
народничеству. Сам А. Белый всегда
закавычивал слово "народничество” в
связи со своим "поворотом к Некрасову”.
Он делал это потому, что приходилось
отвечать на критику тонко. Он
говорил: "Мне отказывали
в праве писать о русском народе только
потому, что я автор "декадентских
симфоний”. Говорили о том, что мой
поворот к Некрасову совершенно
неожиданный... Мои "народнические”
стихотворения появлялись уже в печати
четыре года тому назад... В книге "Пепел”
собраны и переработаны мои прежние
стихотворения; не более. А любить Россию
свойственно русскому человеку;
направление, литературная форма тут ни
при чем”. Хочу отметить,
что А. Белый одним из первых символистов
сумел увидеть Россию и русский народ
как земную реальность, а не какое-то
мистическое начало, в котором многие
художники просто запутались и потеряли
нравственные ориентиры. Но чем пристальнее
поэт вглядывался в жизнь России, тем
дальше отодвигались его надежды на ее
скорое обновление. Образы светлые и
яркие все больше вытеснялись в его
стихах мрачными по своей тональности
картинами. Он видел беспросветное и
нищенское существование простого
народа. В некоторых стихах сквозит даже
чувство отчаяния:
Роковая
страна, ледяная, Проклятая
железной судьбой — Мать-Россия,
о родина злая, Кто же
так подшутил над тобой?
Эти
строки стихотворения "Родина” написаны
еще в 1908 году. Поэт не находит ответа на
роковой вопрос. Далее рождаются у него
стихи, по силе отрицания не имеющие
аналогов в русской поэзии:
Исчезни
в пространство, исчезни, Россия,
Россия моя!
С этим
сравнимы лишь известные стихи Г. Иванова,
где рефреном проходит мысль: "Хорошо,
что нет России”, но там больше утверждения
отрицанием, нежели отказ от родины. А.
Белый явно больнее Г. Иванова был сжигаем
мучительным чувством разлада с
нравственным ощущением Родины. Несмотря
на присущие А. Белому сомнения в том,
что надо быть зависимым от своего рода
и племени (он уже метил в космополиты,
пытался осознавать себя человеком
мира), именно в российской жизни он видел
возможность для разрешения духовного
кризиса всего человечества. А.
Белый был не одинок в таком устремлении,
но и все же... И когда в августе 1917 года,
в преддверии революционных событий,
его мечта начала осуществляться, он был
готов и себя, и свое творчество принести
в жертву Отчизне ради ее свободы:
И
ты, огневая стихия, Безумствуй,
сжигая меня, Россия,
Россия, Россия — Мессия
грядущего дня!
Итак,
при всей многогранности своего
мироощущения А. Белый никогда с такой
силой не увлекался более ни одним
духовным образом. И его трагическая
жизнь в эмиграции, его разногласия с
литературой и политической средой не
заслонили от него этот прекрасный образ
России.