Блок встретил
революцию восторженно и упоенно. Близкий
поэту человек писал: "Он ходил молодой,
веселый, бодрый, с сияющими глазами".
В числе очень немногих тогда представителей
художественной и научной интеллигенции
поэт сразу же заявил о своей готовности
сотрудничать с большевиками, с молодой
Советской властью. Отвечая на анкету
одной из буржуазных газет "Может ли
интеллигенция работать с большевиками?",
он, единственный из участников анкеты,
ответил: "Может и обязана". Когда
буквально через несколько дней после
октябрьского переворота ВЦИК, только
что созданный на Втором съезде Советов,
пригласил в Смольный петроградских
писателей, художников, театральных
деятелей, на призыв откликнулось всего
несколько человек, и среди них был
Александр Блок. В
пламенной статье "Интеллигенция и
Революция", написанной вскоре после
Октября, Блок восклицал: "Что же
задумано? Переделать все. Устроить так,
чтобы все стало новым, чтобы лживая,
грязная, скучная, безобразная наша жизнь
стала справедливой, чистой, веселой и
прекрасной жизнью... Всем телом, всем
сердцем, всем сознанием — слушайте
Революцию". Сам он
весь обратился в слух — и обрел в музыке
Октябрьской революции источник нового
вдохновения. В январе 1918 года он создал
поэму "Двенадцать". Закончив ее,
он, обычно беспощадно строгий к себе,
записал в дневнике: "Сегодня я —
гений". В "Двенадцати"
Блок с величайшей страстью и громадным
мастерством запечатлел открывшийся
ему в романтических метелях и пожарах
образ новой, свободной, революционной
родины. Верный своим исконным представлениям
о "России-буре", поэт понял и принял
революцию как стихийный, неудержимый
"мировой пожар", в очистительном
огне которого должен испепелиться весь
старый мир без остатка. Такое
понимание Октябрьской революции
обусловило как сильные, так и слабые
стороны поэмы "Двенадцать". В ней
гениально передана оглушившая поэта
музыка крушения старого мира. Разумное
же, созидательное, творческое начало
пролетарской революции, реальное
содержание ее социалистической программы
не получили в поэме достаточно полного
и ясного отражения. Поистине
великолепен найденный Блоком сильный,
смелый, свежий образ рухнувшего
мира:
Стоит буржуй, как
пес голодный. Стоит
безмолвный, как вопрос.
И старый мир, как пес безродный.
Стоит за ним, поджавши хвост.
Замечателен
сжатостью и энергией своего выражения
провозглашенный Блоком чеканный лозунг
(сразу же попавший на плакаты):
Революционный
держите шаг! Неугомонный
не дремлет враг!
Но в
героях поэмы — двенадцати красногвардейцах,
вышедших на смертный бой во имя революции,
— как они изображены Блоком, больше от
анархической вольницы (тоже принимавшей
участие в октябрьских событиях), нежели
от авангарда рабочего класса, который
под руководством партии большевиков
обеспечил победу пролетарской революции.
Однако из этого не следует делать вывод,
что Блок чего-то недопонял или недоглядел.
У него был свой замысел: показать, как
вырвавшаяся на простор народная "буйная
воля" обретает в революции путь и
цель. Доверив
"двенадцати" дело исторического
возмездия над старым миром, Блок ни в
малейшей мере не хотел взять под сомнение
искренность и силу революционного
порыва своих буйных героев. Вопреки
темным и слепым страстям, которые
гнездятся в этих людях как наследие
рабского прошлого (в этом смысл эпизода
с убийством Петрухой Кати), героика
революции, борьба за великую цель
поднимают их на высоту нравственного
и исторического подвига. Такова была
мысль Блока, художественно выраженная
в "Двенадцати*. Для него эти люди были
героями революции, и он воздал им честь
и славу — таким, какими их увидел. Ясным
и убедительным для первых читателей и
слушателей "Двенадцати" оказался
в поэме образ Христа, возглавляющего с
красным флагом в руках победный марш
красногвардейцев (хотя многие идеологи
коммунистов этот образ осуждали). Блок
исходил при этом из собственных
представлений о раннем христианстве
как бунтарской силе, сокрушившей в свое
время старый языческий мир. Для Блока
образ Христа — олицетворение новой
всемирной и всечеловеческой религии —
служил символом всеобщего обновления
жизни и в таком значении появился в
финале "Двенадцати", знаменуя идею
того нового мира, во имя которого герои
поэмы творят свое историческое возмездие
над силами мира старого. Блок
признавал, что впереди красногвардейцев
должен был идти кто-то "другой", но
не мог найти иного образа такого же
масштаба в том арсенале
художественно-исторических образов,
которым владел. Но каковы бы ни были
намерения поэта, образ Христа все же
вносит известный диссонанс в упрощенную
революционную музыку поэмы Таким
образом, октябрьская поэма Блока —
произведение, не свободное от серьезных
противоречий. Но большое искусство
живет не отразившимися в нем противоречиями
сознания художника, а той правдой,
которую он сказал (не мог не сказать!)
людям. В "Двенадцати"
главное, основное и решающее, конечно,
не идеалистическое заблуждение Блока,
а его ясная вера в правоту народного
дела, не его ограниченное представление
о реальных движущих силах и конкретных
задачах пролетарской революции, а тот
высокий революционно-романтический
пафос, которым всецело проникнута поэма.
"Вдаль идут державным шагом..." —
сказано о ее героях. Именно вдаль — то
есть в далекое будущее, и именно державным
шагом — то есть как новые хозяева жизни.
Это и есть идейный центр поэмы. А то,
каким это "будущее" окажется, поэт
знать не мог. Печать
бурного революционного времени лежит
на стиле и языке "Двенадцати". В
самих ритмах и интонациях поэмы, в
напряженности и прерывистости ее
стихового темпа отозвался шум крушения
старого мира. Новое содержание потребовало
и новой стихотворной формы, и Блок, резко
изменив свою обычную творческую манеру,
обратился в "Двенадцати" к народным,
песенно-частушечным формам стиха, к
живой, грубоватой разговорной речи
петроградской улицы тех революционных
дней, к языку лозунгов и
прокламаций. Александр
Блок мечтал о том, что будущий его
читатель ("юноша веселый") простит
ему "угрюмство" и увидит в его
поэзии торжество добра, света и свободы,
что он сумеет почерпнуть в его стихах
"о будущем" силы для жизни:
...
есть ответ в моих стихах тревожных: Их
тайный жар тебе поможет жить.
Так
и случилось. Как все истинно великое и
прекрасное в искусстве, поэзия Блока с
ее правдой, искренностью, тайным жаром
и магической музыкой помогает и всегда
будет помогать людям жить, любить,
творить и бороться.