Как в поэме А. А. Блока «Двенадцать» обнаруживается сломленность старого мира?
Как в поэме А. А. Блока «Двенадцать» обнаруживается сломленность старого мира?
Современники поэта
Александра Александровича Блока и более
поздние исследователи его творчества,
вновь и вновь обращаясь к поэме
"Двенадцать”, задавались неизменным
риторическим вопросом: "Как мог человек,
воспитанный в духе дворянских традиций
XIX столетия, посвятить поэму тем, кто
насильственным, варварским способом
эти традиции искореняет?” Подобное
недоумение вполне объяснимо, ибо во
время революции и после нее творческая
интеллигенция повсеместно воспринималась
как художественный проводник идей
"буржуев и кулаков”. Да и сама революция
по замыслу ее теоретиков и практиков в
своей "программе минимум” должна была
привести к установлению диктатуры
пролетариата, что подразумевало вполне
однозначное отношение ко всем остальным
слоям населения. Так почему же
поэт-символист Александр Блок воспел
в своей поэме эту революцию? На
самом деле ответ на этот вопрос Блок
заложил в самой поэме "Двенадцать”.
Музыку революции, которую слышит поэт,
он пытается передать читателю посредством
стихов. Блок говорил: "Всем телом, всем
сердцем, всем сознанием — слушайте
Революцию”. Революция, по мнению Блока,
прекрасна! Несмотря на охватившие страну
ужас и хаос, все это суть очищение, через
которое просто необходимо пройти России.
И если смотреть на поэму сквозь призму
подобного восприятия событий, то уже
не покажется странным, что Блок столь
воодушевленно описал в "Двенадцати”
сломленность старого мира. Символ
торжества мира нового дается читателю
сразу, без какой-либо предварительной
подготовки:
От здания
к зданию Протянут
канат. На канате —
плакат: "Вся власть
Учредительному собранию!”.
Это
торжество есть свершившийся факт. Он
уже не ставится под сомнение ироничной
интонацией или каким-либо нелепым
эпитетом. И уже ему, этому факту, твердо
стоящему на ногах пролетарской свободы
— не той, которая "заканчивается там,
где начинается свобода другого”, а
вседозволительной и анархичной, —
противопоставлены бьющиеся в предсмертных
конвульсиях силуэты старого
мира:
Старушка, как
курица, Кой-как
переметнулась через сугроб. —
Ох, Матушка-Заступница! —
Ох, большевики загонят в гроб!..
А
это кто? —Длинные волосы И
говорит вполголоса:
— Предатели!
Погибла
Россия! —
Должно
быть, писатель — Вития...
Вон
барыня в каракуле К
другой подвернулась:
Уж
мы плакали, плакали... Поскользнулась
И
— бац — растянулась!..
Человеческие
образы, символизирующие ломающийся на
глазах старый мир, нелепы и комичны.
Они, подобно куклам из "Театра абсурда”,
которых бесцеремонно дергают за нитки,
заставляя совершать различные телодвижения
и произносить глупости искаженными
голосами, наполняют собой пустоту
мыльного пузыря, а их отраженные на
радужной выпуклой поверхности лики
вызывают лишь горькую усмешку:
А
вон и долгополый — Сторонкой
— за сугроб... Что
нынче невеселый, Товарищ
поп?
Помнишь, как
бывало Брюхом шел
вперед И крестом
сияло Брюхо на
народ?..
Александр Блок,
как истинный гений символизма, одним
незатейливым словосочетанием
продемонстрировал разверзшуюся между
противостоящими друг другу мирами
бездонную пропасть. Именно "товарищ
поп” есть символ антагонистичности
старого и нового, их полной несовместимости
и жесточайшей уродливости в случайных
сочетаниях, не вызывающей при этом ни
капли жалости. Совокупность
социально-нравственных ценностей в
душах и умах красногвардейцев, устами
которых Блок озвучивает настроения
нового мира, соответствует представлениям
о соотношении цели и средств для ее
достижения. Если уж рушить старый мир,
то жестоко, кощунственно и до
основания:
Революционный
держите шаг! Неугомонный
не дремлет враг! Товарищ,
винтовку держи, не трусь! Пальнем-ка
пулей в Святую Русь — В
кондовую, В избяную, В
толстозадую!..
Убийство
"толстомордой Катьки”, у которой
"керенки есть в чулке” и которая невесть
чем занята в кабаке с Ванюшей, воспринимается
отнюдь не как преступление, а напротив,
как деяние, направленное на укрепление
нового мира. Некоторое нравственное
колебание Петруши, усомнившегося в
праведности содеянного, вскоре, благодаря
увещеваниям остальных одиннадцати,
переходит в фазу абсолютной уверенности
в верности того пути, который они себе
избрали. Назад дороги нет:
Эх,
эх! Позабавиться не
грех!
Запирайте
етажи, Нынче будут
грабежи!
Отмыкайте
погреба — Гуляет
нынче голытьба!..
Финал
же поэмы ставит окончательную и жирную
точку в конфликте старого и нового.
Появление Иисуса Христа под кровавым
знаменем революции, возглавляющего
стройный марш двенадцати
апостолов-революционеров, стало последним
гвоздем в крышке гроба старого мира,
окончательную и безоговорочную
сломленность которого символически
изобразил в своей поэме Александр
Блок. Конечно же,
объективную оценку любым социально-политическим
событиям может поставить только История.
Слишком много воды должно утечь, прежде
чем станет окончательно ясно, какая из
двух противоборствующих сторон была
наиболее близка к истине, какое из двух
зол было для страны наименьшим. Вот уже
почти столетие минуло с тех пор, как
свершилась революция, однако единого
мнения по этому поводу никогда не было
и нет по сей день. Тем более нельзя найти
ответ на вопрос: "Кто прав?” в поэме
"Двенадцать”. Блок не ставил перед
собой задачу заклеймить позором "буржуев”
и воздвигнуть литературный памятник
пролетариям всех стран, соединившимся
в едином и страстном порыве. Он обозначил
труднейшую для него и его современников,
да и для всех, кто жил до него и будет
жить после, проблему выбора: либо сгнить
вместе с разлагающимися останками
старого буржуазного общества, либо
искрой сгореть в безжалостном пожаре
революции.