"Смысл человеческой жизни заключается в беспокойстве и тревоге"
"Смысл человеческой жизни заключается в беспокойстве и тревоге"
В целом поэзия Александра
Блока воспринимается как на редкость
откровенная и искренняя лирическая
исповедь, раскрывающая душевный мир
человека, потрясенного предельно
обострившимися в его эпоху
общественно-историческими
противоречиями. Связующим
началом этой поэзии, точкой притяжения
ее различных и многообразных тем служит
образ самого поэта (или, точнее сказать,
лирического героя), от лица которого
идет лирическая исповедь. Блок открыто
и прямо, как редко кто до него, утверждал
в поэзии свою литературную личность,
свое "я". Он сам охарактеризовал
все свои стихи как растянувшийся на
много лет "дневник его жизни". Но
великий лирический поэт, говоря о себе
и о своем, всегда говорит за всех и об
общем. Потому что истинный поэт — всегда
"эхо мира, а не только нянька своей
души", по крылатому выражению
М.Горького. Поэзия Александра Блока
потому и приобрела такое мощное и широкое
звучание, что этот лирик, сумев
почувствовать и воплотить в своем
творчестве главное и решающее в жизни
века — ту борьбу нового со старым,
которая составила основное содержание
исторического процесса, обрел право
говорить уже не только от своего имени,
но и от лица всего своего поколения, от
лица тех, кого он назвал "детьми
страшных лет России":
Рожденные
в года глухие Пути не
помнят своего. Мы —
дети страшных лет России — Забыть
не в силах ничего. Испепеляющие
годы! Безумья ль в
вас, надежды ль весть? От
дней войны, от дней свободы — Кровавый
отсвет в лицах есть.
Время,
история, буря века, бушевавшая вокруг
Блока, — вот та среда, в которой рождалась
его великая поэзия, и реальная русская
жизнь предреволюционных лет всегда
просвечивает сквозь ее сюжеты, символы
и метафоры. Поэтому глубоко прав был
Блок, когда однажды, выступая перед
публикой со своими стихами, в ответ на
просьбу прочесть "о России" он
сказал: "Это всё — о России". Путь
"среди революций", пройденный
Александром Блоком, был отнюдь не легким
и не гладким.
Идут часы,
и дни, и годы. Хочу
стряхнуть какой-то сон, Взглянуть
в лицо людей, природы,
Рассеять сумерки времен, —
писал
Блок, и именно это составляло суть и
пафос его напряженных идейных и
художественных исканий. Сумерки того
времени, когда он жил и писал, порой,
бесспорно, затемняли его зрение. Но
вместе с тем сама жизнь властно переучивала
поэта, вела его за собой и помогала ему
стряхнуть с себя тяготившие его
"сны". В юношеской
лирике Блока ("Стихи о Прекрасной
Даме") все овеяно атмосферой мистической
тайны и совершающегося чуда. Все в этой
лирике "робко и темно", зыбко и
туманно, подчас неуловимо, только "намек"
весенней песни, только клочок светлого
неба, какие-то отблески, какие-то
"клики"... И все это — знаки "нездешних
надежд" на вселенское "непостижное
чудо", на явление Вечной Девы, Прекрасной
Дамы, "величавой Вечной Жены",
"Девы-Зари — Купины", в образе
которой для Блока воплощалось некое
всеединое божественное начало,
долженствующее "спасти мир" и
возродить человечество к новой,
идеально-совершенной жизни.
Предчувствую
Тебя. Года проходят мимо — Все
в облике одном предчувствую Тебя.
Весь горизонт в огне — и ясен нестерпимо.
. И молча жду, — тоскуя
и любя... Вхожу я в
темные храмы, Совершаю бедный
обряд, Там жду я
Прекрасной Дамы В мерцанье красных
лампад...
Эта тема
ожидания и предчувствия каких-то чудесных
перемен — господствующая в юношеской
лирике Блока. Поэт уже и тогда чувствовал
неясную тревогу, ловил ее "знаки",
уже и тогда замечал, что вокруг него
ширится и растет "буря жизни"
(знаменательно в этом смысле стихотворение
"Гамаюн — птица вещая"), но еще
страшился этой бури и пытался укрыться
от нее в идеальный мир своей мечты и
фантазии, где нет ни человеческих слез,
ни мук, ни крови, а только музыка, розы,
лазурь, "улыбки, сказки и сны". Но
наиболее существенно, что в интимный
лирический мир Блока с каждым годом все
более настойчиво врывались впечатления
социальной действительности. Мирные
деревенские пейзажи, на фоне которых
развертывался мистический роман поэта
с его Прекрасной Дамой, вытеснялись
резко очерченными, часто фантасмагорическими
картинами большого города (точнее
сказать — Петербурга). И вот что особенно
знаменательно: как только поэт стал
внимательнее, пристальнее вглядываться
в окружавшую его реальную жизнь, ему
открылись ее чудовищные контрасты и
непримиримые противоречия — голод
голодных и сытость сытых, и в нем громко
заговорила совесть. Стихотворение
"Фабрика", написанное в конце 1903
года, может рассматриваться как точка
поворота на творческом пути молодого
Блока. В образе кого-то "неподвижного"
и "черного" поэт, впервые
непосредственно обратившись к социальной
теме, попытался выразить свое, тогда
еще смутное, представление о "правопорядке",
обрекающем человека на "томления
рабьих трудов". Революция
1905 года была глубоко пережита Блоком и
сыграла громадную, можно сказать,
решающую роль в его жизни и судьбе. Она
вывела поэта из состояния уединения и
созерцательности, в котором он долгое
время пребывал, показала ему лицо быстро
меняющейся жизни, пробудила в нем чувство
кровной связи с народом и сознание
общественной ответственности за свое
писательское дело. На
смену мистическим видениям в таинственных
храмах приходят реальные, неприкрашенные
картины человеческого горя:
Мы
встретились с тобою в храме И
жили в радостном саду, Но
вот зловонными дворами Пошли
к проклятью и труду. Мы
миновали все ворота И
в каждом видели окне, Как
тяжело лежит работа На
каждой согнутой спине...
Внимание
Блока все больше привлекают "новые
люди", поднимающиеся на арену истории
"из тьмы погребов", — люди-труженики,
творцы завтрашнего дня. В поэте просыпается
чувство общественной активности. Сам
он ищет гражданской отваги, "отважной
красоты" и гневно обличает тех, кто
остается слеп и глух к запросам
жизни:
Я вижу: ваши девы
слепы, У юношей безогнен
взор. Назад! Во мглу!
В глухие склепы! Вам
нужен бич, а не топор!
Блок
не щадит и самого себя — за то, что и ему
не хватает отваги, за то, что, искренне
скорбя о нищих и бедных, он и хочет и не
смеет "убить" —
Отомстить
малодушным, кто жил без огня, Кто
так унижал мой народ и меня! Кто
запер свободных и сильных в тюрьму, Кто
долго не верил огню моему, Кто
хочет за деньги лишить меня дня, Собачью
покорность купить у меня...