Мне кажется, что поэзия Валерия
Брюсова стоит как-то особняком от
основного потока "серебряного века”.
И сам он как личность резко отличается
от современных ему поэтов. Он весь
городской, кубообразный, жесткий, с
хитринкой, очень волевой человек. Этот
облик возник у меня после прочтения
мемуаров о нем и различных литературоведческих
статей, где его имя так или иначе
фигурировало. Его не любили, как О.
Мандельштама, Вяч. Иванова, И. Северянина
или Е. Бальмонта. В нем, видимо, не было
определенного личного обаяния. Как,
впрочем, нет обаяния в городском пейзаже.
Я уверена, что на любой, пусть даже самый
красивый город никто не взглянет с таким
умилением, как на сельский пейзаж. Такое
направление его творчества было
подготовлено семейными традициями.
Воспитывали Брюсова, как он вспоминал,
"в принципах материализма и атеизма”.
Особо почитавшимися в семье литераторами
были Н. А. Некрасов и Д. И. Писарев. С
детства Брюсову прививались интерес к
естественным наукам, независимость
суждений, вера в великое предназначение
человека-творца. Такие начала воспитания
сказались на всем дальнейшем жизненном
и творческом пути Брюсова. Основой
поэтической практики и теоретических
взглядов молодого Брюсова на искусство
стали индивидуализм и субъективизм. В
тот период он считал, что в поэзии и
искусстве на первом месте сама личность
художника, а все остальное — только
форма. Другой темой Брюсова стала тема
города, прошедшая через все творчество
поэта. Продолжая и объединяя разнородные
традиции (Достоевского, Некрасова,
Верлена, Бодлера и Верхарна), Брюсов
стал, по сути, первым русским
поэтом-урбанистом XX века, отразившим
обобщенный образ новейшего капиталистического
города. Вначале он ищет в городских
лабиринтах красоту, называет город
"обдуманным чудом”, любуется "буйством”
людских скопищ и "священным сумраком”
улиц. Но при всей своей урбанистической
натуре Брюсов изображал город трагическим
пространством, где свершаются темные
и непристойные дела людей: убийства,
разврат, революции и т. д. Стихи
Брюсова перекликались со стихами
сверхурбаниста Маяковского. Брюсов
пытается предрекать падение и разрушение
городов как порочного пространства, но
у него это получается хуже, чем у
Маяковского или, например, у Блока.
Протест против бездушия городской
цивилизации приводил Брюсова к раздумьям
о природе, оздоравливающих начал которой
поэт не признавал в своем раннем
творчестве. Теперь он ищет в природе
утраченную современным человеком
цельность и гармоничность бытия. Но
следует отметить, что его "природные”
стихи значительно уступают его
урбанистической лирике. С
большой художественной силой миру
растворенной в городе пошлости
противостоит у Брюсова поэзия любви.
Стихи о любви сгруппированы, как и стихи
на другие темы, в особые смысловые циклы
— "Еще сказка”, "Баллады”, "Элегии”,
"Эрот, непобедимый в битве”, "Мертвые
напевы” и другие. Но мы не найдем в
стихотворениях этих циклов напевности,
душевного трепета, легкости. У Брюсова
любовь — всепоглощающая, возведенная
до трагедии, "предельная”, "героическая
страсть”. За Брюсовым, как известно,
всю жизнь влачился темный хвост различных
сплетен и слухов. Он появлялся в самых
шумных ресторанах, имел романы с
известными дамами. Во времена новых
революционных преобразований в городе
наступила довольно неуютная и тревожная
жизнь, нищета была всеобщей. Но Брюсов
относился к атому с присущим ему
сарказмом. Недаром в свое время было
написано:
Прекрасен,
в мощи грозной власти, Восточный
царь Ассаргадон И
океан народной страсти, В
щепы дробящий утлый трон.
В
поэзии Брюсова город неотделим от его
личности, и в трагедийности города,
прежде всего, чувствуется трагедия
самого автора, для которого нередко
трагедии превращаются в фарс. Поэт
с живой страстью откликался на все
важнейшие события современности. В
начале XX века русско-японская война и
революция 1905 года становятся темами
его творчества, во многом определяют
его взгляд на жизнь и искусство. В те
годы Брюсов заявлял о своем презрении
к буржуазному обществу, но и к
социал-демократии проявлял недоверие,
считая, что она посягает на творческую
свободу художника. Однако в революции
Брюсов видел не только стихию разрушения,
он воспевал счастливое будущее "нового
мира” как торжество "свободы, братства,
равенства”:
Поэт —
всегда с людьми, когда шумит гроза, И
песня с бурей - вечно сестры...
Стихи
Брюсова о первой русской революции,
наряду со стихами Блока, являются
вершинными произведениями, написанными
на эту тему поэтами начала века. А вот
в годы реакции поэзия Брюсова уже не
поднимается до высокого жизнеутверждающего
пафоса. Перепеваются старые мотивы,
усиливается тема усталости и
одиночества:
Холод,
тело тайно сковывающий, Холод,
душу очаровывающий... Все
во мне — лишь смерть и тишина, Целый
мир — лишь твердь и в ней луна. Гаснут
в сердце невзлелеянные сны, Гибнут
цветики осмеянной весны...
Но
и в этот период творчества поэт продолжает
славить человека-труженика, искателя
и созидателя, верит в будущее торжество
революции. Послеоктябрьские стихи
Брюсова открывают последний период его
литературного пути, представленный
сборниками "В такие дни”, "Миг”,
"Дали”. Поэт ищет новые художественные
формы для выражения нового поворота в
своем мировоззрении и для воссоздания
в искусстве революционной действительности
("Третья осень”, "К русской
революции”). Оригинальное
художественное творчество Брюсова не
ограничивается стихами. Зная основные
классические и европейские языки, Брюсов
активно занимался переводами. Он
переводил Метерлинка, Верлена, Гюго,
Эдгара По, Верхарна, Райниса, финских и
армянских поэтов. В Брюсове помимо дара
художника жил неукротимый дух
исследователя, который искал
рационалистические "ключи тайн” к
самым сокровенным человеческим чувствам,
а также стремился понять причины рождения
новых форм в искусстве, логику их
развития. Брюсов внес значительный
вклад в русскую культуру; современные
читатели благодарны ему за то, что он
своим творчеством создавал эпоху
"серебряного века”, эпоху блистательных
достижений отечественной поэзии.