Вокруг талантливые трусы
И
обнаглевшая бездарь!..
И
только вы, Валерий Брюсов,
Как
некий равный государь...
И.
Северянин
Мне кажется,
что поэзия Валерия Брюсова стоит как-то
особняком от основного потока "серебряного
века". И сам он, как личность, резко
отличается от современных ему поэтов.
Он весь городской, кубообразный, жесткий,
с хитринкой и очень волевой человек.
Этот облик возник у меня после прочтения
мемуаров о нем и различных литературоведческих
статей, где его имя так или иначе
фигурировало. Его не любили, как О.
Мандельштама, Вяч. Иванова, И. Северянина
или Е. Бальмонта. В нем, видимо, не было
определенного личного обаяния. Как,
впрочем, нет обаяния в городском пейзаже.
Я уверена, чтб на любой, пусть даже самый
красивый город никто не взглянет с таким
умилением, как на сельский пейзаж.
Следует
отметить, что такое направление его
творчества было подготовлено семейными
традициями. Воспитывали Брюсова, как
он вспоминал, "в принципах материализма
и атеизма". Особо почитавшимися в
семье литераторами были Н. А. Некрасов
и Д. И. Писарев. С детства Брюсову
прививались интерес к естественным
наукам, независимость суждений, вера в
великое предназначение человека-творца.
"От сказок, от всякой "чертовщины"
меня усердно оберегали, — вспоминал
Брюсов, — зато об идеях Дарвина и о
принципах материализма я узнал раньше,
чем научился умножению. Нечего говорить,
что о религии в нашем доме и помину не
было... после детских книжек настал черед
биографий великих людей...'Эти биографии
произвели на меня сильнейшее впечатление:
я начал мечтать, что сам непременно
сделаюсь "великим..." Такие начала
воспитания сказались на всем дальнейшем
жизненном и творческом пути
Брюсова.
Основой
поэтической практики и теоретических
взглядов молодого Брюсова на искусство
стали индивидуализм и субъективизм. В
тот период он считал, что в поэзии и
искусстве на первом месте сама личность
художника, а все остальное — только
форма.
Другой темой
Брюсова стала тема города, прошедшая
через все творчество поэта. Продолжая
и объединяя разнородные традиции
(Достоевского, Некрасова, Верлена,
Бодлера и Верхарна), Брюсов стал, по
сути, первым русским поэтом-урбанистом
XX в., отразившим обобщенный образ
новейшего капиталистического города.
Вначале он ищет в городских лабиринтах
красоту, называет город "обдуманным
чудом", любуется "буйством"
людских скопищ и "священным сумраком"
улиц. Но при всей своей урбанистической
натуре Брюсов изображал город трагическим
пространством, где свершаются темные
и непристойные дела людей: убийства,
разврат, революции и т. д.
Стихи
Брюсова перекликались со стихами
сверхурбаниста В. Маяковского. Брюсов
писал:
Ах, не так ли
Египты, Ассирии,
Римы,
Франции, всяческий бред, —
Те
империей, те утлее, сирее, —
Все
в былом, в запруду, в запрет.
Так
в великом крушеньи давно ль оно?
)...
Брюсов пытается
предрекать падение и разрушение городов
как порочного пространства, но у него
это получается хуже, чем у Маяковского
или, например, Блока.
Протест
против бездушия городской цивилизации
приводил Брюсова к раздумьям о природе,
оздоравливающих начал которой поэт не
признавал в своем раннем творчестве.
Теперь он ищет в природе утраченную
современным человеком цельность и
гармоничность бытия. Но следует отметить,
что его "природные" стихи значительно
уступают его урбанистической лирике.
С
большой художественной силой миру
растворенной в городе пошлости
противостоит у Брюсова поэзия любви.
Стихи о любви сгруппированы, как и стихи
на другие темы, в особые смысловые циклы
— "Еще сказка", "Баллады",
"Элегии", "Эрот, непобедимый в
битве", "Мертвые напевы" и др. Но
мы не найдем в стихотворениях этих
циклов напевности, душевного трепета,
легкости. У Брюсова любовь — всепоглощающая,
возведенная до трагедии, "предельная",
"героическая страсть". За Брюсовым,
как известно, всю жизнь влачился темный
хвост различных сплетен и слухов. Он .
появлялся в самых шумных ресторанах,
имел романы с известными дамами.
Во
времена новых революционных преобразований
в городе наступила довольно неуютная
и тревожная жизнь, нищета была всеобщей.
Но Брюсов относился к этому с присущим
ему сарказмом. Недаром в свое время было
написано:
Прекрасен в
мощи грозной власти
Восточный
царь Ассаргадон,
И
океан народной страсти,
В
щепы дробящий утлый челн.
В
поэзии Брюсова город неотделим от его
личности, и в трагедийности города
прежде всего чувствуется трагедия
самого автора, для которого нередко
трагедии превращаются в фарс:
Вновь
я хочу все изведать, что было,
Ужас
и скорбь, и любовь!..
Мне
кажется, что отобразить трагедийный
мир современного города Брюсову удалось
более полно в его знаменитом цикле
стихотворений "В стенах":
Словно
нездешние тени,
Стены
меня обступили.
Думы
былых поколений!
В
городе я как в могиле.
Здания
— хищные звери
С
сотней несытых утроб!
Страшны
закрытые двери:
Каждая
комната — гроб!
Или
еще:
Мы дышим комнатною
пылью,
Живем среди
картин и книг...
Поэт с
живой страстью откликался на все
важнейшие события современности. В
начале века русско-японская война и
революция 1905 года становятся темами
его творчества, во многом определяют
его взгляд на жизнь и искусство. В те
годы поэт заявлял о своем презрении к
буржуазному обществу, но и к социал-демократии
проявлял недоверие, считая, что она
посягает на творческую свободу художника.
Однако в революции Брюсов видел не
только стихию разрушения, он воспевал
счастливое будущее "нового мира"
как торжество демократии, "свободы,
братства, равенства" ("К счастливым",
1904—1905), славил певцов борьбы:
Поэт
— всегда с людьми, когда шумит гроза,
И
песня с бурей — вечно сестры...
Стихи
Брюсова о первой русской революции,
наряду со стихами Блока, являются
вершинными произведениями, написанными
на эту тему поэтами начала века.
А
вот в годы реакции поэзия Брюсова уже
не поднимается до высокого жизнеутверждающего
пафоса. Перепеваются старые мотивы,
усиливается тема усталости и
одиночества:
Холод,
тело тайно сковывающий,
Холод,
душу очаровывающий...
Все
во мне — лишь смерть и тишина,
Целый
мир — лишь твердь и в ней луна.
Гаснут
в сердце невзлелеянные сны,
Гибнут
цветики осмеянной весны...
Но
и в этот период творчества поэт продолжает
славить человека-труженика, искателя
и созидателя, верит в будущее торжество
революции.
Послеоктябрьские
стихи Брюсова открывают последний
период его литературного пути,
представленный сборниками "В такие
дни", "Миг", "Дали". Поэт ищет
новые художественные формы для выражения
нового поворота в своем мировоззрении
и воссоздания в искусстве революционной
действительности ("Третья осень",
"К русской революции"). В сборниках
"Дали" и "Меа" Брюсов представляет
образцы "научной поэзии" ("Мир
электрона", "Мир N-измерений" и
др.)
Оригинальное
художественное творчество Брюсова не
ограничивается стихами. Зная основные
классические и европейские языки, Брюсов
активно занимался переводами. Он
переводил Метерлинка, Вердена, Гюго,
Эдгара По, Верхарна, Райниса, финских и
армянских поэтов.
В
Брюсове помимо дара художника жил
неукротимый дух исследователя, который
искал рационалистические "ключи
тайн" к самым сокровенным человеческим
чувствам, а также стремился понять
причины рождения новых форм в искусстве,
логику их развития. Брюсов внес
значительный вклад в русскую культуру;
современные читатели благодарны этому
человеку и поэту за то, что он своим
творчеством создавал эпоху "серебряного
века", эпоху блистательнфых достижений
русской поэзии.