Созвучие и перекличка в поэзии и прозе И. А. Бунина
Созвучие и перекличка в поэзии и прозе И. А. Бунина
Когда открываешь наугад книжку
бунинских стихотворений, лениво перебирая
глазами строчки, и знакомые образы как
всегда хороши и свежи, будто впервые
встречаешь их: и грусть, разлитая на
закате, и "лес, точно терем расписной”,
и простые, но глубокие и звучные рифмы
— "весна — грустна”, "день — деревень”,
"подвода — свобода”, кажется, что
ничего уже лучше не может быть. Разве
способна проза выразить подобное?
И
цветы, и шмели, и трава, и колосья,
И
лазурь, и полуденный зной...
Срок
настанет — Господь сына блудного
спросит:
"Был ли счастлив
ты в жизни земной?”
И
забудется все — вспомню только вот эти
Полевые пути меж колосьев
и трав —
И от сладостных
слез не успею ответить,
К
милосердным коленям припав.
Откуда
ей, прозе, набрать столько музыки и
колдовства. Она — другой жанр искусства.
В ней и дышится и думается по-другому.
И было бы все верно, когда бы не поэт ее
сочинял, когда бы не одни и те же образы
и знаки щедро развеял он по страницам.
Часто говорят о неповторимой
бунинской интонации, о музыке в его
рассказах, говорят так, как принято
говорить о стихах. А разве можно
по-другому, когда такое написано: "Помню
большой, весь золотой подсохший и
поредевший сад, помню кленовые аллеи,
тонкий аромат опавшей листвы и — запах
антоновских яблок, запах меда и осенней
свежести”.
Конечно —
это проза, очень хорошо и красиво
написанная проза, но вот та же тема:
В
соломе, возле печки, на полу
Лежала
груда яблок, паутины
Под
образом качалися в углу,
А
у стены темнели клавесины.
Не
приходит в голову говорить: "Это написано
так, а не по-другому, лучше или хуже”.
"Антоновские яблоки” и "Запустение”
сделаны одинаково прекрасно, и понятно,
что это не главное. Важнее то, что у
Бунина стирается понятие жанровой
принадлежности. Могучая и меланхолическая
энергия гения создает собственную
бунинскую литературу. В ней, кроме зримо
ощутимой личности автора, присутствует
ограниченный набор образов; и чаще всего
это ветшающая усадьба, в заросшем саду
кленовая, липовая или березовая аллея,
она ведет к реке или пруду, две-три
скамейки, а на заднике — время года.
Чаще всего осень, реже — весна или лето.
И еще: деревня, поле за нею и лес.
Вспомним, как в "Антоновских
яблоках” герой проживает в своих
воспоминаниях длинную и трогательную
усадебную осень. С охотами, обедами,
библейскими образами крестьян из богатых
Выселок. А какие красивые, загорелые, с
обветренными лицами люди собираются у
Арсения Семеныча: в поддевках и длинных
сапогах, раскрасневшиеся после обеда
и "шумных разговоров”. А сад после
дождя: "Но зато как красив он был, когда
снова наступила ясная погода, прозрачные
и холодные дни начала октября, прощальный
праздник осени!” А вот те же образы, то
же настроение, та же музыка:
Я
в холодный обнаженный сад пойду
Весь
рассеян по земле его наряд,
Бирюзой
сияет небо, а в саду
Красным
пламенем настурции горят.
Складывается
впечатление, что Бунину было несущественно,
в какой форме реализовать эстетическое
чувство, пережитое им. Стихи и проза у
него не соперники. Как андрогин: они
единое, абсолютное и совершенное.
Содержательной и значимой для Бунина
была не проблема: поэзия — проза, а то,
что и поэзия и проза не хотят иметь
ничего общего с реальностью как историей.
Его повести и рассказы, его стихи — все
это лишь воспоминание о "золотом веке”,
где прожить осень — прожить жизнь. Где
все хорошо. И то, что было, и то, что есть:
"Запах антоновских яблок исчезает из
помещичьих усадеб. Эти дни были так
недавно, а меж тем мне кажется, что с той
поры прошло чуть не целое столетие.
Перемерли старики в Выселках, умерла
Анна Герасимовна, застрелился Арсений
Семеныч... Наступает царство мелкопоместных,
обедневших до нищенства. Но хороша и
эта нищенская мелкопоместная жизнь.
Уже кончается осень. Зазимок, первый
снег!” А вот поэтическая ипостась
образа:
Первый утренник
— предвестник зимних дней,
Но
сияет небо ярче с высоты,
Сердце
стало и трезвей и холодней.
Но
как пламя рдеют поздние цветы.
Эстетика
Бунина неотделима от прозы. Их жанровое
своеобразие выполняет исключительно
служебную задачу: сделать абсолютной
достоверность той духовной реальности,
с которой имеет дело автор. Они, как два
зеркала, отражают некий мысленный образ
мира, его события и его собственную
историю. Изображения эти дополняют друг
друга, испытывают взаимное влияние,
подчиняясь при этом законам собственного
жанра. Для Бунина такой тип отношения
к литературе естествен, как дыхание.
Его произведения — воспоминания, его
знаковая система однородны и стабильны
на протяжении жизни. Его первый рассказ
так же хорош, как и последний, и так же
хорошо их объединяют и дополняют, доводя
до предельной красоты звучания, стихи,
писавшиеся им всю жизнь.
Опять
холодные седые небеса,
Пустынные
поля, набитые дороги,
На
рыжие ковры похожие леса,
И
тройка у крыльца, и слуги на пороге...