Имя Мефистофель, возможно, греческого происхождения — «ненавидящий свет», от me — не, phos — свет и philos — любящий. По другой версии, древнееврейского происхождения — от «мефиц» — распространяющий (разносящий) и «тофель» — скверна, грех. В Библии оно не фигурирует. Появилось, скорее всего, в эпоху Ренессанса.

     «Я – часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо» - так представляется Фаусту Мефистофель в самом начале их знакомства. Возможно, здесь Мефистофель слукавил, потому что никогда никому блага не приносил. «Добро» для него абсолютное отрицание. 
     
    Фауст насмешливо обращается к Мефистофелю:

    Так вот он в чем, твой труд почтенный! 
    Не сладив в целом со вселенной, 
    Ты ей вредишь по мелочам? 
    На это Мефистофель отвечает: 

    И безуспешно, как я ни упрям. 
    Мир бытия – досадно малый штрих 
    Среди небытия пространств пустых. 
    Однако до сих пор он непрерывно 
    Мои нападки сносит без урона. 
    Я донимал его землетрясеньем, 
    Пожарами лесов и наводненьем, - 
    И хоть бы что! Я цели не достиг. 
    И море в целости и материк.

    Он много лет занимается единственным «клиентом», Фаустом, а прочие земные дела текут без его участия. Функция его не глобальная, а узкая, исполнительская - заполучить душу любимого Божьего раба. Глобальных интересов у него нет. Вынужденный служить Фаусту, быть при нем мастером развлечений, он бездельничает и сам не 
    упускает случая повеселиться.

    Самая яркая черта характера Мефистофеля – его язвительная шутливость. Он часто издевается и насмехается над чувствами и переживаниями Фауста, над человеческой алчностью и высокомерием. 

    Как дух сомнения, отрицания и неверия, он противостоит безграничной вере Фауста в человека и человечество. Он не признает никаких положительных ценностей:

    Я дух, всегда привыкший отрицать. 
    И с основаньем: ничего не надо. 
    Нет в мире вещи, стоящей пощады. 
    Творенье не годится никуда.

    Однако в критике Мефистофеля есть и рациональное зерно: отрицая все, он отрицает и схоластику, всякое оторванное от жизни знание:

    Теория, мой друг, суха, 
    Но зеленеет жизни древо.

    Мефистофель является Фаусту в час заката, на пустынном поле в обличье черного пуделя.

    Кругами, сокращая их охваты, 
    Все ближе подбирается он к нам. 
    И, если я не ошибаюсь, пламя 
    За ним змеится по земле полян.

    Мефистофель и в облике собаки связан со стихией ада – огнем. Он обладает властью заклинать пламя: в пятой сцене «Погреб Ауэрбаха в Лейпциге», когда Зибель нечаянно разливает вино, и оно загорается, Мефистофель восклицает: «Стихия милая, смири разгул!».

    Однако ни одной из первоматерий в нем нет, черт – существо иного рода. 

    Не завладей я областью огня, 
    Местечка не нашлось бы для меня.

    Облик демона создавался богословами по принципу териоморфии. Смешение антропоморфных и звериных черт произошло в эпоху раннего Средневековья. С тех пор Дьявол традиционно изображается с козлиными рогами, хвостом, копытами и (реже) с козлиной бородой, подобно языческим низшим духам. Хвоста и рогов у Мефистофеля нет, и свой отказ от традиционных демонических символов он объясняет необходимостью общаться с людьми в облике обычного человека:

    Цивилизация велит идти вперёд; 
    Теперь прогресс с собой и чёрта двинул. 
    Про духа северного позабыл народ, 
    И, видишь, я рога, и хвост, и когти кинул.

    Мефистофель часто возится с золотом — это его почти что постоянное занятие: он добывает шкатулки с драгоценностями, которыми Фауст соблазняет Гретхен, сулит добыть из земли древние клады, или попросту грабит. 
     
    Мефистофель свою национальную принадлежность определяет без колебаний — во II части «Фауста», в сцене «Классическая Вальпургиева ночь», происходящей под небом Греции: 
    А здесь я, право, не в своей тарелке. 
    Насколько лучше Блоксбергская высь, 
    Ты там свой брат, куда не повернись. 
    Или чуть дальше: «Ах, оттого-то мне на Гарце любо, Что с серой схож сосновый аромат…» 

    Мефистофель почти не расстается со своей шпагой, однако пускает ее в ход лишь однажды – во время драки с Валентином. В его руках шпага из символа чести и рыцарства превращается в орудие убийства. 
    Шляпа с петушиным пером еще один атрибут Мефистофеля, который упоминается в шестой сцене «Кухня ведьмы»:

    Не уважаешь красный мой камзол? 
    Петушьего пера узнать не можешь?

    Как у классического черта, у Мефистофеля вместо человеческой ноги конское копыто. Первый раз это копыто упоминает ведьма, говоря о нем, как об атрибуте Мефистофеля: 

    Простите, сударь, мне за грубый мой привет! 
    Но конского при вас копыта нет, 
    И вороны куда, скажите мне, девались?

    На это Мефистофель ей отвечает: 

    Цивилизация велит идти вперёд; 
    Теперь прогресс с собой и чёрта двинул. 
    Про духа северного позабыл народ, 
    И, видишь, я рога, и хвост, и когти скинул. 
    Хоть ногу конскую иметь я должен всё ж, 
    Но с нею в публике являться не желаю 
    И вот в фальшивых икрах щеголяю, 
    Как франтовская молодежь.

    Второй раз на балу во дворце Императора придворная дама, которой Мефистофель наступил на ногу, вскрикивает: «Ай-ай! У вас нога грузней копыта!». 

    Кроме того, Мефистофель хром на одну ногу. Однако, это замечает только Зибель в пятой сцене: «Но отчего прихрамывает он?» 
    Мефистофель дьявольски многолик. Он непрерывно общается с людьми — каждый раз в ином качестве. Среди людей он держит себя человеком: с гуляками он остряк, исполнитель веселых куплетов; с императором — маг и мастер развлечений; с Фаустом — сводник, слуга, телохранитель со шпагой и ядом наготове, философ-наставник — словом, «что прикажете». В мире чертей и духов он столь же пластичен и универсален: ведьмы, демоны и герои античности — с каждым находит он общий язык. 

    Мефистофель от всезнания отказывается кратко и решительно: «Я не всеведущ, я лишь искушен». Теоретически всемогущество неотделимо от всеведения. Мефистофель явно не всесилен: он не может сразу привести Гретхен к Фаусту, не может освободить ее из тюрьмы, даже для того, чтобы вернуть Фаусту силы и молодость Мефистофелю требуется помощь ведьмы. «Подумай, друг: не всё же мне подвластно!» - как он сам говорит Фаусту. У Мефистофеля есть трое слуг-наемников: Рауфебольд, Габебальд и Гальтефест, и при них маркитантка Айлебойта. Они служат Мефистофелю за деньги — долю военной или пиратской добычи.

    Мефистофель признается, что «средь чертей он сам не вышел чином». В «Фаусте» вообще много сцен где Мефистофель говорит об ограниченности своей власти. Он, если так можно выразиться, не главный в Аду: "Хотел бы я знать, чем в Греции подогревают для грешников котлы". Мефистофель – немецкий черт, его подчиненные – это ведьмы, бесы, духи и всевозможная «нечисть».

    И еще одна деталь: Мефистофель по поведению — демократ, если так можно выразиться. На той же Вальпургиевой ночи он, будучи одним «из признанных владык», старается не выделяться из общей толпы, не хочет присоединиться к адской знати, собравшейся на вершине горы, и «низшая» нечисть не дает ему пройти. Лишь тогда он вспоминает о своем нобилитете и кричит: «Дорогу! Господин Фоланд идет!», то есть пускает в ход тайное имя, известное только своим, — произносит его, как заклинание, единственный раз во всей трагедии. 

    Образ Мефистофеля, созданный Гете Образ Мефистофеля вдохновлял таких художников, как Эжен Делакруа, Михаил Врубель и многих других, послужил прототипом для Воланда из романа «Мастер и Маргарита» Михаила Булгакова.