Коробочка, к которой случайно
занесло Чичикова,— полная противоположность
маниловской мечтательности, парению в
голубой пустоте. Это одна из тех «небольших
помещиц, которые плачутся на неурожаи,
убытки и держат голову несколько набок,
а между тем набирают понемногу деньжонок
в пестрядевые мешочки, размещенные по
ящикам комодов. В один мешочек отбирают
все целковики, в другой полтиннички, в
третий четвертачки, хоть с виду и кажется,
будто бы в комоде ничего нет, кроме
белья, да ночных кофточек, да нитяных
моточков, да распоротого
салопа...». Казалось
бы, Коробочка с куриной ограниченностью
кругозора является полной противоположностью
Чичикову с его авантюризмом и
головокружительной размашистостью
задуманного предприятия. Но сходство
с нею у Чичикова есть, да и немалое.
Неслучайно здесь Гоголь обращается к
описанию шкатулки Чичикова, и его
описание показывает, что шкатулка эта
напоминает «комод» Коробочки. Кажется,
что в шкатулке Чичикова, как и в комоде
Коробочки, ничего нет, кроме дорожных
вещей. Но нет! «Под верхним ящиком
находится нижний, основное пространство
которого занято кипами бумаг». Вот
тут-то и скрывается еще «маленький
потаенный ящик для денег, выдвигавшийся
незаметно сбоку шкатулки. Он всегда так
поспешно выдвигался и задвигался в ту
же минуту хозяином, что наверно нельзя
сказать, сколько там было денег». Гений
скопидомства, Коробочка тут же высоко
оценивает чичиковский вариант ее
«комода»: «Хорош у тебя ящик, отец мой...
чай в Москве купил его?» «Дубиноголовая»
Коробочка не так уж примитивна и проста,
как это сперва может показаться.
Исследователь «Мертвых душ» В. В. Федоров
называет ее «союзником автора против
подлеца-приобретателя Чичикова». Почему?
Задумаемся: что именно не принимает в
авантюре Чичикова Коробочка? Главный
аргумент героя в диалоге с нею — полная
непригодность покойников в хозяйстве
— не имеет для Коробочки доказательной
силы. «Уж это, точно, правда. Уж совсем
ни на что не нужно; да ведь меня только
и останавливает, что ведь они уже
мертвые». Коробочка
сохраняет взгляд на мир как на нечто
целостное, пусть и на самом примитивном
уровне. Поэтому ей представляется, что
форма оказывает обратное действие на
содержание, и отсюда (из вполне здорового
чувства целого) — нелепое ее предположение,
что Чичиков будет выкапывать купленных
им мертвецов из земли. На победоносном
пути Чичикова к богатству, основанному
на фикции, на использовании отчужденной
от содержания формы («ревизская сказка»),
встает примитивное сознание «дубинноголовой»
Коробочки, в котором форма и содержание
сохраняют свое единство. И Чичиков не
может преодолеть пассивного сопротивления
этого сознания. Не случайно на стене у
Коробочки между картин, где были
изображены птицы, висел портрет
Кутузова! Но самое
интересное в том, что такое же сопротивление
противоестественному отчуждению формы
от содержания почувствует в своей душе
и Чичиков, когда он начнет приводить в
порядок купчие крепости на «мертвых
душ». Вдруг эти души оживут и воскреснут
в его воображении со своими яркими
характерами, со своей индивидуальной
судьбой! Изображая
характеры помещиков, Гоголь часто
прибегает к обобщениям, завершающим
портреты этих героев. Манилова он
сравнивает со слишком «умным министром».
А о Коробочке говорит: «Впрочем, Чичиков
напрасно сердился: иной и почтенный, и
государственный даже человек, а на деле
выходит совершенная Коробочка». Да и
«точно ли Коробочка стоит так низко на
бесконечной лестнице человеческого
существования? Точно ли так велика
пропасть, отделяющая ее от сестры ее,
недосягаемо огражденной стенами
аристократического дома...»? Обобщения,
ведущие к вершинам русского общества,
придают характерам гоголевских помещиков
всероссийское, общенациональное
звучание. Перед нами не частные лица,
не герои романа или повести, а персонажи
поэмы, типы национального масштаба.