Роль лирических отступлений в поэме «Мертвые души»
Роль лирических отступлений в поэме «Мертвые души»
К концу же поэмы лирическая
стихия почти полностью захватывает
произведение. Заключительная глава
изобилует авторскими рассуждениями.
Здесь-то и дается ключ к пониманию
идейно-композиционных особенностей
"Мертвых душ”. Лирическое отступление
о человеческих страстях наводит на
мысль о том, что Гоголь отождествляет
каждую главу о помещике с какой-нибудь
преодоленной страстью. Например, в главе
о Манилове побеждается уныние, о Коробочке
— страх, с Ноздреве — гнев, о Собакевиче
— невежество, а в главе о Плюшкине
происходит перелом: появляется мотив
церкви, больше церковной лексики, сам
же Плюшкин ассоциируется с юродивым,
возникает мотив "подъема”. Если до
этой главы Чичиков постоянно "спускается
вниз” (падение во время грозы), то с
этого момента он "поднимается”
(например, он взбегает по лестнице к
прокурору), поднимается из глубин ада
после выкупа "мертвых душ”. Таким
образом, получается, что творческий
замысел Гоголя сосредоточен именно в
лирике, рассказ же о похождениях Чичикова
— это иллюстрация морали, притча,
рассказанная во время проповеди, а
"Мертвые души” — художественная
проповедь (в этом-то и заключается
жанровое своеобразие поэмы). Гоголь же
предстает как пророк, несущий божий
свет людям ("Кто же, как не автор, должен
сказать святую правду?”). Писатель
пытается указать человечеству дорогу
к Богу, направить грешных на путь
истинный. И в последнем лирическом
отступлении он создает образ дороги,
дороги к свету, к чуду, к перерождению,
ко второму тому. Словесная магия переносит
читателя в другое измерение ("кони
вихрем, спицы в колесах смешались в один
гладкий круг”, "и мчится вся вдохновенная
богом”). Русь-тройка же летит по пути
духовного преображения. Образ России,
устремленной "в даль веков”, разрабатывает
и Блок в своем пророческом цикле "На
поле Куликовом” (Родина замечательна
здесь в образе степной кобылицы, которая
воплощает в себе вечное движение).