Некоторые современники Гоголя
считали, что драматург — по цензурным
соображениям — написал аллегорию, что
под видом уездного города им изображена
столица русской империи — Петербург.
Едва ли это так: Гоголю, по складу его
творческой манеры, была чужда аллегория.
Сила пьесы — не в иносказательных
намеках, а в особом принципе отбора
жизненных явлений. Свой "уездный
город" писатель однажды назвал
"сборным городом всей темной стороны".
В частности, он уделил большое внимание
его устройству.
Драматург
считал, что в его комедии "и сцена, и
место действия идеальны", хотя трудно
представить себе что-либо более конкретное
и более национальное, чем гоголевский
город.
Широта обобщения
в "Ревизоре" возрастала и благодаря
следующей особенности творческой манеры
Гоголя. Обычно комедиографы до Гоголя
противопоставляли порочным и развращенным
персонажам мир настоящей, честной жизни.
Противопоставляли или прямо, вводя в
действие так называемых добродетельных
героев, или скрытно, когда присутствие
этих героев чувствовалось за сценой.
Гоголь не сделал ни того, ни другого.
Мало сказать, что он отказался от
идеальных, добродетельных персонажей,
— драматург не оставил для них возможности
существования и за сценой, вне действия
комедии.
В "Ревизоре"
нет даже намека на то, что где-либо, в
каком-либо дальнем или близком углу
обширного русского государства жизнь
протекает не так, как в городе, по иным
законам и правилам. Все в пьесе предстает
как общепринятое. И городничий и чиновники
твердо знают, что нужно делать в связи
с прибытием "ревизора". Нужно давать
взятки, задабривать, пускать пыль в
глаза. Эти средства и раньше оправдывали
себя, при наезде других высокопоставленных
лиц; помогут они и на этот раз. Конечно,
вполне могло бы случиться и так, что
ревизор не взял бы. Но тот, с кем случилось
бы подобное, знал бы, что это просто его
личное невезение. (Мало ли какие бывают
соображения у ревизора. Например,
городничий, не умея вначале найти
"подход" к Хлестакову, мог подумать,
что тот просто набивает себе цену.) В
правильности же и эффективности выбранных
мер никто из чиновников не сомневается.
Не
сомневаются в этом и купцы, мещане —
те, кто выступает в пьесе в роли обиженных
и просителей. Купцы жалуются "ревизору"
на городничего не за то, что он берет
взятки ("мы уж порядок всегда
исполняем"), а за то, что он чересчур
лютует в своей алчности — "не по
поступкам поступает". Зная "порядок",
они и к "ревизору" явились с
подношением.
Гоголь
говорил позднее, что на сценическую
площадку "Ревизора" "из разных
углов России стеклись... исключения из
правды, заблуждения и злоупотребления".
Но сконцентрированные в пьесе "исключения"
из правил приобрели характер обыденности,
нормы. Словом, мы опять сталкиваемся с
необычайной широтой гоголевского
обобщения и снова убеждаемся, что перед
нами не простой город, а
"сборный".
Гоголевский
город живет невиданно напряженной
жизнью, он взволнован необычайным
событием. Это событие — ожидание, прием
и проводы ревизора. Гоголь создает тем
самым "общую" завязку пьесы, которую
он сознательно противопоставлял
"частной". Пример частной завязки
— любовная интрига, затрагивающая,
самое большое, интересы нескольких
людей: молодых любовников, а также их
родных или слуг, помогающих (или
препятствующих) соединению любящих.
Вот почему Гоголь считал, что любовная
завязка — "точный узелок на уголке
платка". "Ревизор" же, говоря
словами драматурга, вяжется "всей
своей массою в один большой, общий
узел".
Иначе и не
могло быть в пьесе, в поле зрения которой
— не семья, не дружеский круг, а целый
город, да еще "сборный"!