Гроссман
развенчивал структуру тоталитарных
режимов.
Анатолий
Бочаров.
Пущенный под
нож макет "Черной книги”, "арестованный”
роман "Жизнь и судьба”, наглухо запертая
повесть "Все течет” — таковы вехи
послевоенной биографии писателя Василия
Гроссмана. Ныне всенародно известный
роман "Жизнь и судьба”, результат
многолетнего труда автора, подвергся
особому гонению. У писателя были изъяты
все рукописи, черновики, даже листы
копирки. Партийный идеолог М.А.Суслов
сказал писателю, что его роман можно
будет издать лишь через двести-триста
лет.
Но роман удалось
спасти. Крамольным для властей он стал
из-за своего обличительного пафоса.
Василию Гроссману удалось исследовать
и показать тоталитарную структуру
сталинского Советского Союза и
гитлеровской Германии.
Роман
"Жизнь и судьба” начинается с картины
немецкого лагеря. "Лагеря, — пишет
писатель, — стали городами Новой Европы”.
До того разделенная, Европа стала в этом
смысле единой. На ее пространствах
появились гигантские образования,
похожие на клетки шахматной доски;
колючая проволока, не зная границ,
протянулась от Урала до Южной
Германии.
В романе
воссозданы незабываемые картины войны,
действие происходит на фронте и в тылу,
в немецких лагерях уничтожения и в
наших, сталинских лагерях. Вот осажденный
Сталинград воюет на последней кромке
берега, горит нефть, стекая по откосу к
Волге. А в это время где-то далеко на
востоке, в лагере, уголовник вбивает
ночью гвоздь в ухо своей спящей жертве.
На Западе немецкие эшелоны увозят на
ликвидацию евреев из гетто.
Трагедия
народа, по Гроссману, заключается в том,
что, ведя войну освободительную, сознавая,
что цели войны с нашей стороны праведны,
он, еще не сознавая того, ведет войну на
два фронта: против Гитлера и против
Сталина. Во главе народа-освободителя
стоит тиран и преступник, который
усматривает в его победе свою победу,
победу своей личной власти.
Воплощением
этого противоречия становятся события
в Сталинграде. На острие этого конфликта
— "дом шесть дробь один”, гордость и
оплот армии, находящийся "на оси
немецкого удара”. Этот дом для немцев
как кость в горле, потому что "запирает”
их наступление на Сталинград, мешает
продвижению по России.
Дом
этот стал проблемой также и для тех
советских военных, кто привык видеть в
глазах своих подчиненных покорность:
для Крымова, для Особого отдела, — там
уже известно, что среди защитников дома
завелось свободомыслие. "Свободы хочу,
за нее воюю”, — говорит "управдом”
капитан Греков. И подразумевает при
этом не только освобождение территории
от врага, но и освобождение от "всеобщей
принудиловки”, которой, по его мнению,
была жизнь до войны. Дискуссия о свободе,
о добре, дружбе, о причинах всеобщей
покорности перед лицом тотального
насилия развертывается в произведении
и под пулями в стенах "дома шесть дробь
один”, и в камерах Лубянки, и в среде
ученых в Казани.
Писатель
исследует моменты преображения в
человеке, чудо рождения протеста. "
Есть право большее, чем право посылать,
не задумываясь, на смерть, — право
задумываться, посылая на смерть”, —
говорится в том эпизоде романа, когда
полковник Новиков принимает дерзновенное
решение на восемь минут отсрочить
исполнение сталинского приказа о вводе
в бой танкового корпуса с тем, чтобы
подавить уцелевшие огневые точки и
избежать лишних потерь.
Художественное
пространство романа Гроссмана многолюдно
и многопланово. Писатель берет разные
"срезы” войны: вот перед нами штаб
Еременко, вот штаб Паулюса; вот воронка,
в которой одновременно прячутся от
смерти и русский, и немец. Читая роман,
мы встречаемся с физическим страхом и
духовным благородством, святым порывом
и предательством, видим грубость,
нежность, слезы, грязь и трепет
сердца.
Победоносная
Сталинградская битва в романе — это и
героическое деяние, и беда народа,
который, освобождая страну, освобождая
мир от фашизма, одновременно завоевывает
славу Сталину. "Сталинградское торжество
определило исход войны, но молчаливый
спор между победившим народом и победившим
государством продолжался. От этого
спора зависела судьба человека и его
свобода”.
"Духовное
движение войны” после победы под
Сталинградом идет в сторону усиления
диктатуры Сталина, укрепления его личной
власти и в сторону стремительного
освобождения духа народа. Сталинградская
битва все-таки стала началом духовного
раскрепощения страны. И пусть свобода
родилась только на "пятачке” дома
"шесть дробь один”, в душах таких людей,
как полковник Новиков, капитан Греков,
физик Штрум, дочь Штрума Надя, это все
равно было началом, — так понимает это
событие Василий Гроссман. Он как бы
заглядывает в наш день и, видя освобождение
от состояния массовой покорности и
гипноза, говорит: жизнь сильнее судьбы,
человек больше своего страха.