Автобиографическое начало в творчестве Гоголя

Введение

Тема "автобиографическое начало" очень важна для изучения творчества любого писателя. Ее раскрытие предполагает указать, как отразились пережитые автором события, собственные воспоминания и личные впечатления в произведениях писателя. Для понимания творчества Гоголя большое значение имеют также встречи с близкими ему людьми и его личная переписка.

Тема "автобиографическое начало", хотя и затрагивалась, но не была выделена в работах многих исследователей творчества Гоголя. Для настоящей работы большое значение имели труды по биографии Гоголя, воспоминания его друзей о встречах с ним. Этой темы касались в своих статьях Н. Котляревский и Б. Н. Скворцов.

Настоящая работа состоит из трех глав. В первой рассматривается повесть Гоголя "Портрет", написанная в 1842 году, во второй — поэма "Мертвые души", центральное произведение во всем творчестве Гоголя, в третьей — "Выбранные места из переписки с друзьями", последняя книга Гоголя.

Для первой главы очень важны те мысли, которые высказывал Н. Котляревский в статье: «Художественное, философское и автобиографическое значение повести "Портрет"». Эта работа показывает, как было выражено в повести "Портрет" автобиографическое начало в самом широком понимании. Н. Котляревский писал об отношении Гоголя к искусству, к его собственному творчеству, которое он и выразил в своей повести.

В настоящей работе мы считаем нужным показать, насколько близок был Гоголь к художникам своего времени, какие иконописные школы особенно ценил. В этом отношении большое значение имеет книга Н. Г. Машковцева. В работе сравниваются две редакции повести. Интересно отметить, как в "Портрете" отразилось отношение к собственному труду самого Гоголя.

Вторая глава посвящена исследованию поэмы "Мертвые души". Об "автобиографических источниках" в этом произведении писал Б. Н. Скворцов в брошюре «Личные источники "Мертвых душ"». "Личные источники" он разделил на четыре вида:

1. Непосредственно автобиографические.

2. Наблюдения над характерами близких и знакомых.

3. Черты быта, где-то замеченные автором.

4. Материал, сообщенный Гоголю другими.

Почти весь материал, собранный Б. Н. Скворцовым, приводится в настоящей работе. Многие детали "Мертвых душ" связаны с воспоминаниями детства, проведенного Гоголем в Нежине, и другими событиями его жизни. Сами герои "Мертвых душ" имеют автобиографические черты. Гоголь писал об этом в «Четырех письмах по поводу "Мертвых душ"»: "Я уже от многих своих гадостей избавился тем, что передал их своим героям...".

Для настоящей работы большое значение имеют "Духовное завещание" и "Предисловие" к "Выбранным местам...", многое объясняющие в творчестве Гоголя. "Авторская исповедь" также рассматривается как своеобразный автокомментарий к произведениям писателя, поэтому эти статьи не рассматриваются нами специально — в них автор сам прямо говорит о себе, раскрывается в них намного более, чем в своих произведениях. В "Авторской исповеди" Гоголь говорил об автобиографичности своего творчества, особенно это относилось к книге "Выбранные места из переписки с друзьями". Он писал: "Справедливее всего следовало бы назвать эту книгу верным зеркалом человека" (Гоголь, т. 6, с. 205). И далее: "Как бы то ни было, но в ней есть моя собственная исповедь; в ней есть излиянье и души и сердца моего" (Гоголь, т. 6, с. 208).

Глава о "Выбранных местах..." показывает, как тесно связана эта книга с личной перепиской автора, каково было окружение Гоголя в 1840-х годах, с кем он был особенно близок. В этой главе предполагается проследить, как менялись взгляды автора на определенные вопросы, чем поддерживалось все его творчество. В статьях и письмах, помещенных в книге, Гоголь ясно высказывал те мысли, которые руководили им при написании его произведений. Творчество писателя вырастало из духа его христианской жизни, особенно это проявляется при сравнении отдельных мыслей, высказываемых Гоголем в "Выбранных местах..." с выписками из книг святых отцов, которые он делал в течение своей жизни.

Поэтому "автобиографическое начало в творчестве Гоголя" — это не только связь его творчества с внешними событиями, а отражение в произведениях его собственной духовной жизни. Как только Гоголь понял, что вся жизнь человека должна стать стремлением к Богу, совершенствованием себя ради Бога, он стал относиться к писательству как к определенному служению. Гоголь старался отразить в своих произведениях собственный духовный опыт. Об этом он писал в "Авторской исповеди”: "Я поместил кое-что из этих проделок над самим собой из желания добра” (Гоголь, т. 6, с. 214). В настоящей работе предполагается собрать воедино то, что было написано на эту тему у других исследователей, а также попытаться посмотреть на творчество писателя с точки зрения православного христианина, то есть так, как его видел сам автор.

Глава 1. "Портрет”

В одной из "Петербургских повестей” Гоголя "Портрет” ярко отразилось автобиографическое начало. В "Портрете” Гоголь высказал свои взгляды на искусство, свое отношение к творчеству, которое потом мы встречаем в других его произведениях.

Н. Котляревский в статье «Художественное, философское и автобиографическое значение повести "Портрет”» писал, что Гоголь "стремился передать читателю впечатления истинного, высокого вдохновения и искусства” и выразил наиболее полно те мысли, которые были высказаны им в предыдущих статьях об искусстве. "Портрет” — славословие искусства и более полное художественное повторение тех мыслей, какие Гоголь высказывал в своем гимне скульптуре, живописи и музыке, в своем воззвании к гению, в статье о Пушкине и в других своих лирических излияниях. Котляревский считал, что в "Портрете” выражены две мысли, отличающие его от других повестей того времени и важные для всего творчества Гоголя. Первая мысль связана с размышлениями художника над границами приближения искусства к действительности: "Не служит ли искусство самому греху, когда так правдиво его воспроизводит?”, вторая — о религиозном призвании искусства: "Он < Гоголь> думал, что он совершил тяжкий грех, отдавшись свободно своему вдохновению, он верил, что на нем лежит обязанность искупить все им сотворенное новой творческой работой и он у Бога также просил вдохновенья, чтобы Он помог ему на новом пути уже не просто воспроизведения действительности, а ее воссоздания в идеальных образах”. Далее Котляревский утверждает, что "постом и молитвой замаливал Гоголь и свой грех реалиста-художника”.

Н. Г. Машковцев в книге "Гоголь в кругу художников” высказывал такую мысль, что "Портрет” и "Невский проспект” составляют как бы диптих на основании того, что их черновики идут в одной тетради параллельно. Машковцев сравнивал профессора Чарткова с художником Венециановым, с которым Гоголь познакомился в конце тридцатых годов, поскольку слова учителя Чарткова, обращенные к нему, были похожи на то, что говорил своим ученикам Венецианов. А прототипом художника, удалившегося в Италию для совершенствования своего таланта он считал А. А. Иванова. Н. Г. Машковцев отмечал, что в первой редакции "Портрета”, напечатанной в 1835 году в сборнике "Арабески”, преобладают фантастический и эсхатологический элементы, а во второй редакции, вышедшей в "Современнике” за 1842 год, более освещены вопросы, связанные с художниками и их жизнью. В образе ростовщика он увидел, прежде всего, власть денег, с помощью которой сатана держит в своих руках мир.

Гоголь с ранней юности был знаком с различными видами искусства, в том числе, с живописью. Понятие об изящных искусствах он получил еще в Нежине. В Нежинской гимназии был хороший учитель рисования К. С. Павлов. Исследователь творчества Гоголя П. А. Кулиш в "Опыте биографии Н. В. Гоголя” писал: "В гимназии было тогда и до сих пор (в Лицее) есть несколько хороших пейзажей, исторического стиля картин и портретов. Вслушиваясь в суждения о них учителя рисования, человека необыкновенно преданного своему искусству, и будучи подготовлен к этому практически, Гоголь уже в школе получил основные понятия об изящных искусствах, о которых впоследствии он так сильно, так пламенно писал в разных статьях своих, и уже с того времени предметы стали обрисовываться для его глаза так определительно, как видят их только люди, знакомые с живописью”.

"Я всегда чувствовал маленькую страсть к живописи”, — писал Гоголь о себе в статье "Несколько слов о Пушкине”, напечатанной в сборнике "Арабески” (Гоголь, т. 7, с. 263). Гоголь делал успехи в рисовании. Так, в письме к родителям из Нежина от 22 января 1824 года, он просил их прислать рамки для картин, сделанных им пастелью. Позднее Гоголь занимался и в Академии художеств.

В Риме, который он посетил в конце тридцатых годов, Гоголь столкнулся с жизнью художников, с миром искусства. Почти все его письма римского периода дышат этими впечатлениями. Так, 15 апреля 1837 года он писал А. С. Данилевскому о Рафаэле, чье имя не раз упоминается и в "Портрете”: В магазинах только Оссия да антики. Но зато для наслаждений художнических <…>Ты не можешь себе дать никакой идеи, что такое Рафаэль. Ты будешь стоять перед ним, также безмолвный и обращенный весь в глаза, как ты сиживал некогда перед Гризи” (Гоголь, т. 9, с. 104).

В другом письме к А. С. Данилевскому от 5 февраля 1839 года Гоголь писал и о своих занятиях: "До сих пор я больше держал в руке кисть, чем перо. Мы с Жуковским рисовали на лету лучшие виды Рима” (Гоголь т. 9, с. 124).

В повести «Портрет» изображается судьба молодого художника Чарткова, начавшего трудиться над своими этюдами и рисунками в бедности, почти нищете. Эта бедность была хорошо знакома молодому Гоголю. В письме к матери от 30 апреля 1829 года он рассказывал, что ему не хватает денег на проживание в четырехэтажном доме "каретного мастера Иохима”, поэтому он и решил взяться за литературные труды ("Как в этом случае не приняться за ум, за вымысел, чтобы добыть этих проклятых, подлых денег <…> вот я и решился….”(Гоголь, т. 9, с. 24)). В этом письме он просил у матери прислать ему что-нибудь об "обычаях и нравах малороссиян”, так как вскоре им были напечатаны "Вечера на хуторе близ Диканьки”. Гоголь понимал, как трудно было молодому художнику, еще никому не известному, развивать свой талант так, как он считает нужным и при этом зарабатывать деньги. О таких талантах он писал к Шевыреву 8 сентября 1847 года: "Еще прошу особенно тебя наблюдать за теми из юношей, которые уже вступили на литературное поприще. В их положение хозяйственное стоит, право, взойти. Они принуждены бывают весьма часто из-за дневного пропитания брать работы не по силам <…>. Сколько ночей он должен просидеть, чтобы выработать себе нужные деньги, особенно если при этом сколько-нибудь совестлив и думает о своем добром имени!” (Гоголь, т. 7, с. 570). Подобное состояние художника Гоголь описал в первой редакции "Портрета”: "Его грызла совесть; им овладела та разборчивая, мнительная боязнь за свое непорочное имя, которая чувствуется юношею, носящим в себе благородство таланта…” (Гоголь, т. 7, с. 280). Трагическая судьба Чарткова близка судьбам двух знакомых автора, Беранжера и Близнецова, о которых он рассказывал А. С. Данилевскому в письме от 2 мая 1831 г.: "С друзьями твоими, Беранжером и Близнецовым, случились несчастия. Первый долго скитался без приюта и уголка, изгнанный из ученого сообщества Смирдина неумолимым хозяином дома, вздумавшем переделывать его квартиру. Три дня и три ночи не было вести о Беранжере; наконец, на четвертый день увидели на окошках дому графини Ланской (где были двери). Хозревов на белых лошадях, а бедный Близнецов сошел с ума” (Гоголь, т. 7, с. 569).Изображение персидского принца Хозрев-Мирзы фигурирует в обеих редакциях "Портрета”. Само место жительства Чарткова выбрано Гоголем не случайно: на Пятнадцатой линии Васильевского острова в Петербурге обыкновенно жили художники по причине соседства с Академией.

В первой редакции "Портрета” в описании кладовой ростовщика Петромихали автор упоминает бриллиантовый перстень бедного чиновника, "получившего его в награду неутомимых своих трудов”. Это — автобиографическая деталь, так как, согласно "Послужному списку Н. В. Гоголя, будучи, старшим учителем истории в Патриотическом институте благородных девиц, 9 марта 1834 года "в награду отличных трудов” Гоголь был "пожалован от Ея Императорского Величества бриллиантовым перстнем” (Гоголь, т. 7, с. 571).

В "Портрете” нашли отражение взгляды на художественное искусство самого автора. О художнике, совершенствовавшемся в Италии, он пишет: "Он не входил в шумные беседы и споры; он не стоял ни за пуристов, ни против пуристов. Он равно всему отдавал должную ему часть, извлекая изо всего только то, что было в нем прекрасно, и, наконец, оставил себе в учители одного божественного Рафаэля” (Гоголь, т. 3, с. 87). Пуристы — это группа немецких художников, сформировавшаяся в первой половине XIX века в главе с Ф. Овербеком и П. Корнелиусом, которые хотели возродить ясность, простоту, целое миросозерцание живописцев дорафаэлевской эпохи. Будучи знакомым с художниками этого круга, Гоголь относился к ним скептически, считая бесплодным внешнее подражание старым мастерам, изучение их внешних приемов без проникновения в глубину изображаемого предмета и жизнь Церкви. По воспоминаниям П. В. Анненкова, Гоголь, услышав рассказ одного знакомого Овербека, заметил: "Подобная мысль могла только явиться в голове немецкого педанта”. Как и художник, изображенный в повести, Гоголь предпочитал этим живописцам "божественного Рафаэля”. А. О. Смирнова вспоминала, что Гоголь "раз взглянув на Рафаэля в Риме, не мог слишком увлекаться другими живописцами”. Однако отношение Гоголя к Рафаэлю не было однозначным. Намного выше его писатель ценил православных художников, "у которых краска ничего, а все в выражении и чувстве”. В творениях Рафаэля Гоголь не мог не признавать искусство великого мастера, противопоставляя его наплыву бездарных картин, которые так ярко изображены им на первой странице "Портрета”. Отношение к искусству как к "ремеслу”, необходимому лишь для заработка денег и льстящему вкусам заказчиков, Гоголь показал в отношении к художеству Чарткова. Чартков, увлекшийся суетной славой и писанием модных портретов, вскоре стал с пренебрежением говорить об искусстве: "О художниках и об искусстве он изъяснялся теперь резко: утверждал, что прежним художникам уже чересчур много приписано достоинства, что все они до Рафаэля писали не фигуры, а селедки <…> что сам Рафаэль даже писал не все хорошо, и за многими произведениями его удержалась только по преданию слава…” (Гоголь, т. 3, с. 484). По воспоминанию О. Н. Смирновой, дочери А. О. Смирновой, Гоголь передает здесь слова художника Дмитриева, жившего в Риме: "Гоголь возмущался утверждениями Дмитриева, особенно тем, что Дмитриев называл школу Перуджини les primitifs и дорафоэлевские селедки”.

Но в "Портрете” показан пример истинного отношения к искусству. С. П. Шевырев, прочитав "Портрет” в "Современнике” за 1842 год, писал Гоголю 26 марта 1843 года: "Ты в нем так раскрыл связь искусства с религией, как нигде она не была раскрыта”. Во второй части "Портрета” Гоголь изобразил художника, который "веровал простой, благочестивой верою предков, и оттого, может быть, на изображенных им лицах являлось само собой то высокое выражение, до которого не могли докопаться блестящие таланты” (Гоголь, т. 4, с. 494). Это выражение Гоголь заметил на иконах византийцев.

Образ этого русского художника, долго совершенствовавшего свой талант в Италии, близок самому Гоголю. На образ этого художника мог повлиять также А. А. Иванов. Г. П. Галаган, познакомившийся с Гоголем в 1843 году в Риме благодаря Чижову, писал о близости убеждений и художественных устремлений Гоголя и Иванова: "Часто говорил <Гоголь> об искусствах и всегда в мнениях своих сходился с Ивановым, с которым был особенно дружен. Трудно было узнать, кто из них был более под влиянием другого. Иванова я знал ближе, чем Гоголя, и мог заметить, что мнения Гоголя ценились им с каким-то глубоким уважением даже в отношении искусства”.

Гоголь глубоко сознавал, что бес может проникнуть в самое вдохновение художника, и при том, что он отдавал всего себя своему делу, он понимал, что нельзя обожествлять искусство. В повести выразилось осознание Гоголем того, что искусством можно служить Богу или дьяволу. Так, узнав о судьбе написанного портрета, художник "совершенно убедился в том, что кисть его послужила дьявольским орудием, что часть жизни ростовщика перешла, в самом деле, как-нибудь в портрет и тревожит теперь людей, внушая бесовские побуждения, совращая художника с пути, порождая страшные терзанья зависти и проч., и проч..” (Гоголь, т. 3, с. 105). Сам Гоголь очень строго относился к своему творчеству. Начиная с первых своих произведений, он часто уничтожал их, сознавая их несовершенство, а позднее и глубоко раскаивался в них. Это подтверждает следующий случай. Раз, увидев свои книги в библиотеке у священника о. Иоанна Базарова, он сказал: "Как! И эти несчастные попали в вашу библиотеку!”. Он раскаивался в своем творчестве, подобно художнику, описанному в "Портрете”. Когда художник понял, что, изобразив ростовщика, он поддался нечистому, то оставил мир и ушел в монастырь, где проводил время в трудах и подвигах покаяния. В 1845 году Гоголь сам хотел уйти в монастырь, оставив литературное творчество. Об этом вспоминает в своих "Записках” дочь православного священника С. К. Сабинина — Марфа Степановна Сабинина: "Он <Гоголь> приехал в Веймар, чтобы поговорить с моим отцом о своем желании поступить в монастырь. Видя его болезненное состояние, следствием которого было ипохондрическое настроение духа, отец отговаривал его и убедил не принимать окончательно решения”. О высоком авторитете С. К. Сабинина для Гоголя говорил тот факт, что он включил его письмо "О почитании святых” в свой сборник список из творений святых отцов. В Веймаре к С. К. Сабинину обращались многие из гоголевского окружения — С. П. Шевырев, Погодин, Бодянский. Желание Гоголя стать монахом звучит и в письме к графу А. П. Толстому "Нужно проездиться по России”, включенном в книгу "Выбранные места из переписки с друзьями”: "Нет выше звания, как монашеское, и да сподобит нас Бог надеть когда-нибудь простую ризу чернеца, так желанную душе моей, о которой уже и помышленье мне в радость” (Гоголь, т. 6, с. 85). О том, как должен художник заботиться о душе своей, поскольку все его заблуждения могут стать соблазном для других, говорит монах-художник своему сыну: "Да хранит тебя Всевышний от сих страстей! <…> Спасай чистоту души своей. Кто заключил в себе талант, тот чище всех должен быть душою. Другому простится многое, но ему не простится” (Гоголь, т. 3, с. 108). Эту же мысль Гоголь выразил позднее в "Авторской исповеди”: "Но если он <писатель> <…> сам еще не воспитался так, как гражданин земли своей и гражданин всемирный <…>, тогда ему даже опасно выходить на поприще: его влияние может быть скорее вредно, чем полезно” (Гоголь, т. 6, с. 226).

Для Гоголя художественное творчество было тесно связано с душевным очищением и духовным ростом человека. В "Портрете” художник, будучи в монастыре, прежде чем написать образ для церкви, сказал, что "трудом и великими жертвами он должен прежде очистить свою душу, чтобы удостоиться приступить к такому делу” (Гоголь, т. 3, с. 103). Сам Гоголь считал свой труд над "Мертвыми душами” неразрывным с внутренней работой над собой, о чем и писал в письмах сороковых годов. В письме Плетневу в октябре 1843 года есть такие слова: "Сочинения мои так связаны тесно с духовным образованием меня самого, и такое мне нужно до того времени вынести внутреннее сильное воспитание душевное, глубокое воспитание, что нельзя и надеяться на скорое появление моих новых сочинений”. А в июле 1844 года он писал Языкову: "Ты спрашиваешь, пишутся ли "Мертвые души”? И пишутся, и не пишутся <…> Я иду вперед — идет и сочинение, я остановился — нейдет и сочинение”. Эта работа была необходима Гоголю, так как он понимал огромную ответственность писателя за свое слово, и то влияние, которое оно окажет на других. В своем "Завещании” он также высказывает мысль о высоком призвании искусства: "Я писатель, а долг писателя — не одно доставленье приятного занятия уму и вкусу; строго взыщется с него, если от сочинений его не распространится какая-нибудь польза душе и не останется от него ничего в поучение людям” (Гоголь, т. 6, с. 11). А в "Портрете” в уста уже очистившего свою душу художника Гоголь вложил слова о том Божественном мире и благодарении Богу, которое вызывает в душе человека произведение искусства, вдохновляемое Духом Святым: "Ибо для успокоения и примирения всех нисходит в мир высокое созданье искусства. Оно не может поселить ропота в душе, но звучащей молитвой стремится вечно к Богу”. В своей повести Гоголь выразил глубокое понимание цели искусства: "Намек о божественном, небесном рае заключен для человека в искусстве, и потому одному оно уже выше всего” (Гоголь, т. 3, с. 107).

Глава 2. "Мертвые души”

Первый том поэмы Н. В. Гоголя "Мертвые души” был начат в 1842 году. Она мыслилась автором как огромное эпическое произведение, имеющее своею целью "объять всю Русь”. До нас дошел только первый том этого произведения и отдельные главы второго. О значении поэмы Гоголь писал А. О. Смирновой в 1845 году: "Вовсе не губерния, и не несколько уродливых помещиков, и не то, что им приписывают, есть предмет "Мертвых душ”. Это пока еще тайна, которая должна быть вдруг, к изумлению всех (ибо ни одна душа из читателей не догадалась), раскрыться в последующих томах” (Гоголь, т. 6, с. 78). В поэме Гоголь сумел выставить наружу всю пошлость пошлого человека, а в последующих томах он хотел изобразить духовное возрождение своих героев. В "Четырех письмах по поводу "Мертвых душ” он писал, что "русского человека испугала его ничтожность более, чем все его пороки и недостатки” (Гоголь, т. 6, с. 78). Автор хотел, чтобы его поэма была полезна и для читателей, и для него самого. Изображая пошлость и убожество своих героев, он хотел, чтобы читатели обратились бы на самих себя и увидели бы собственные недостатки. О себе он писал: "Никто из читателей моих не знал того, что, смеясь над моими героями, он смеялся надо мной” (Гоголь, т. 6, с. 78). И далее: "Я уже от многих своих гадостей избавился тем, что передал их своим героям” (Гоголь, т. 6, с. 81).

Однако Гоголь передал своим героям "Мертвых душ не только свои пороки и недостатки. Несмотря на эпичность и широту этого произведения, в нем отразилось множество личных черт автора.

В "Мертвых душах” ярко выразилось автобиографическое начало. В "Четырех письмах по поводу "Мертвых душ” Гоголь так писал об этом произведении: "Герои мои потому близки душе, что они из души; все мои последние сочинения — история моей собственной души” (Гоголь, т. 8, с. 77). Замысел "Мертвых душ” тоже связан с биографией писателя — по мнению Б. Н. Скворцова, история с покупкой мертвых душ, описанная в поэме, произошла на родине Гоголя. Дальний его родственник Пивинский устроил такую аферу. Гоголь писал в "Авторской исповеди”, что сюжет "Мертвых душ” дал ему Пушкин, но случай с Пивинским был ему, вероятно, также известен.

Б. Н. Скворцов в своей брошюре "Личные источники "Мертвых душ”, написанной на нашу тему указывает четыре вида "личных источников”: собственно автобиографические, наблюдения над характерами близких и знакомых. В третьем письме по поводу "Мертвых душ” Гоголь писал: "Тут, кроме моих собственных, есть даже черты многих моих приятелей, есть и твои” (Гоголь, т. 6, с. 79). Третий источник — это черты быта, подмеченные автором, и четвертый — материал, сообщенный другими. Об автобиографичности своих героев автор писал в "Четырех письмах по поводу "Мертвых душ”: "С этих пор я стал наделять своих героев сверх их собственных гадостей моей собственной дрянью. Вот как это делалось: взявши дурное свойство мое, я преследовал его в другом званье и на другом поприще, старался себе изобразить его в виде смертельного врага” (Гоголь, т. 6, с. 78). В письме к А. О. Россет от 15 апреля 1847 года Гоголь писал о том, что если у него не найдется достаточно материала, то в "Мертвых душах” на место людей высунется его собственный нос”.<........>