Дуэли Лермонтова и его Героя

Дуэли Лермонтова и его Героя

Тезисы к работе «Дуэли Лермонтова и его Героя»

Данная работа рассматривает две дуэли поэта М.Ю.Лермонтова и героя его романа «Герой нашего времени». Объектом исследования является развитие темы человеческого достоинства, нравственного выбора героев. В работу также введен биографический компонент, связанный с дуэлями в судьбе Лермонтова. Выводом работы стало подтверждение мнения литературоведов, что, «несмотря на огромное различие в биографиях Печорина и Лермонтова и внешнюю несхожесть их характеров, оказалась у них и общая очень существенная для обоих черта — это склонность к психологическому анализу».

Моё грядущее в тумане,

Былое полно мук и зла…

Зачем не позже иль не ране

Меня природа создала?

За свою короткую, 27-летнюю жизнь Лермонтов дважды стоял у барьера: 18 февраля 1840 года в Петербурге и 15 июля 1841 года в Пятигорске. В наказание за первую дуэль Лермонтов был повторно сослан на Кавказ. (Первая ссылка последовала за стихотворение "На смерть поэта"). Вторая дуэль закончилась его смертельным ранением.

Что же влекло молодого человека к барьеру? Как вёл он себя во время дуэли? Как всё это согласуется с главным делом его жизни - литературным творчеством?

Ответы на эти вопросы можно найти в воспоминаниях современников - друзей и знакомых поэта, и в архивных документах.

Как дворянин и офицер, Лермонтов целиком принимал кодекс чести, существовавший в светском обществе того времени. Он не был "бретёром", не "нарывался" на дуэли, но не отказывался дать удовлетворение, если кто-то его требовал. Лермонтов отлично знал дуэльные правила своего времени, о чём можно судить по описанию дуэли в "Герое нашего времени". Со времён Петра I дуэли в России были запрещены. Наказание за участие в дуэлях приравнивалось к наказанию за убийство.

Теперь мы вплотную подошли к дуэли с Э.Барантом.

В лермонтовской энциклопедии это описано так:

Дуэль состоялась в воскресенье 18.02.1840г. на Парголовской дороге за Чёрной речкой при секундантах А.А. Столыпине (Монго) и виконте Рауле д'Англасе. Сначала дрались на шпагах. Барант слегка оцарапал грудь противника. Лермонтов сделал выпад, но конец его шпаги переломился. Перешли на пистолеты. Барант стрелял первым и промахнулся. Лермонтов выстрелил в сторону. Противники тут же помирились.

Причиной дуэли современники называют соперничество молодых людей из-за княгини М.А. Щербатовой, за которой поэт открыто ухаживал.

Непосредственный повод к вызову на дуэль известен по официальным показаниям Лермонтова: 16 февраля на балу у графини Лаваль Барант потребовал у Лермонтова объяснений по поводу якобы сказанных им в разговоре с "известной особой" "невыгодных вещей" о нём. Обмен колкостями завершился фразой Баранта: "Если бы я был в своём отечестве, то знал бы как кончить это дело". Намёк на русские законы прозвучал оскорбительно для национального достоинства страны; Лермонтов парировал: "В России следуют правилам чести так же строго, как и везде, и мы меньше других позволяем оскорблять себя безнаказанно". Барант вызвал Лермонтова. За два месяца до этого эпизода посланник, сочтя нужным пригласить на приём поэта, сначала осведомился у А.И. Тургенева, правда ли, что в стихотворении "Смерть поэта" Лермонтов поносит всю французскую нацию, а не только убийцу Пушкина. Убедившись в неосновательности этого подозрения, Барант пригласил Лермонтова на бал.

Военно-судная комиссия установила, что Лермонтов "вышел на дуэль не по одному личному неудовольствию, но более из желания поддержать честь русского офицера".

Задержавшись в Петербурге, Э. Барант опровергал во всех гостиных официальные показания арестованного Лермонтова. Он счёл для себя оскорбительным слух о том, что противник выстрелил в воздух, и обвинил поэта во лжи. 22 марта Лермонтов пригласил Баранта для объяснений на Арсенальную гауптвахту, где ещё раз подтвердил правдивость своих показаний и предложил новую дуэль. Барант при двух свидетелях отказался от своих претензий. Но Лермонтов был обвинён не только в повторном вызове, но и в противозаконном свидании с Барантом на гауптвахте. 13.04.1840г. Генерал-аудиториат вынес "сентенцию" о переводе Лермонтова в один из армейских полков. Николай I избрал для Лермонтова Тенгинский пехотный полк, который принимал участие в опасных делах против горцев.

Перед отправкой на Кавказ Лермонтов был вызван к Бенкендорфу. Шеф жандармов опять потребовал от него письменного извинения перед Барантом. Лермонтов отказался.

Лермонтов выехал к месту службы в первых числах мая… В июне императрица Александра Фёдоровна хлопотала о прощении Лермонтова, дав прочесть императору "Героя нашего времени", но Николай I отозвался о романе отрицательно. Поэт "расторопностью, верностью взгляда и пылким мужеством молодого офицера, готовностью быть первым" обратил на себя внимание командования, и был представлен ближайшим начальством к награде. Наград ему не дали, но отпуск на два месяца для поездки и свидания с бабушкой разрешили в декабре 1840г.

Мы подошли к последнему периоду жизни поэта. Ему осталось жить всего семь месяцев. Как же они пройдут?

Опальный поэт приехал в Петербург 5 февраля 1841г. На следующий день он приглашён на "масленичный" бал к графу Воронцову-Дашкову. "Сюрпризом" на этот же бал приезжает Императрица, которая всю зиму не выезжала, в сопровождении Императора и Великих князей. Михаил Павлович был весьма недоволен, неожиданно увидев на балу Лермонтова. Поэт должен был немедленно покинуть бал. Скорее всего, Лермонтов не мог ожидать встретить на балу августейших особ. Тем не менее, этот промах был ему "поставлен на счёт". Надежда получить разрешение оставить службу оборвалась.

    11 апреля Лермонтов разбужен вестовым и доставлен на Дворцовую площадь в Генеральный штаб, где ему предписано в двухдневный срок отбыть к месту службы. На следующий день у Карамзиных состоялись проводы Лермонтова. На прощальном вечере присутствовала Наталья Николаевна Пушкина. В тот вечер Лермонтов впервые разговорился с вдовой Пушкина. Беседа была длительной, что удивило Карамзиных. В заключение этой беседы поэт сказал: "Я видел в вас только холодную, неприступную красавицу, готов был гордиться, что не подчиняюсь общему здешнему культу, и только накануне отъезда надо было мне разглядеть под этой оболочкой женщину, постигнуть её обаяние искренности, которое не разбираешь, а признаёшь, чтобы унести с собой вечный упрёк в близорукости, бесплодное сожаление о даром утраченных часах! Но когда я вернусь, я сумею заслужить прощение и, если это не самонадеянная мечта, стать когда-нибудь вашим другом".

      Из Петербурга Лермонтов через Москву поехал к месту службы. В Москву он прибыл 17 апреля и пробыл там 5 дней, встречаясь с друзьями и издателями. 23 апреля Лермонтов отправился в дорогу. В Туле он догнал А.А. Столыпина (Монго) своего родственника и друга. 9 мая они прибыли в Ставрополь.

      Если первым звеном в цепи трагических совпадений, приведших поэта к ранней смерти, была встреча поэта с царской семьёй на балу, то вторым звеном можно считать изменение маршрута Лермонтовым, по которому он должен был следовать к месту службы. Царь хотел, чтобы Лермонтов сидел в ссылке и никуда не выезжал. Вот текст Предписания, посланного вдогонку Лермонтову 30 июня 1841г.: "поручика Лермонтова ни под каким видом не удалять из фронта полка", т.е. не прикомандировывать ни к каким отрядам, назначенным в экспедиции против горцев. Это означало, что становилась невозможной всякая выслуга, т.к. только в экспедиции можно было отличиться в бою, за что предоставляли к награде или прощению. Это хорошо понимали на Кавказе, и именно поэтому в мае, пока не пришло предписания, начальник штаба Траскин, знакомый Лермонтова, перевёл его в экспедицию.

На следующий день Лермонтов и Столыпин отправились в путь. В крепости Георгиевской произошло третье событие из той трагической цепи. Переночевав в крепости, из-за невозможности продолжать путь, опасный в ночное время, Лермонтов за утренним самоваром предложил Столыпину: "Послушай, Столыпин, а ведь теперь в Пятигорске хорошо, там Верзилины; поедем в Пятигорск". Столыпин отвечал, что это невозможно. Лермонтов вышел из комнаты. Столыпин сидел задумавшись: "Как нам ехать в Пятигорск, ведь мне поручено везти его в отряд"… "Дверь отворилась, быстро вошёл Лермонтов, сел к столу и, обратясь к Столыпину, произнёс повелительным тоном: "Столыпин, едем в Пятигорск! - С этими словами вынул из кармана кошелёк с деньгами, взял одну монету и сказал: - Вот, послушай, бросаю полтинник, если упадёт кверху орлом - едем в отряд; если решёткой - едем в Пятигорск. Согласен?" Столыпин молча кивнул головой. Полтинник был брошен и к нашим ногам упал решёткой вверх".

  Лермонтову Мартынов был знаком ещё со Школы гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров.

В декабре 1835г. он был выпущен корнетом в Кавалергардский полк.

Лето и осень 1840г. Мартынов провёл вместе с Лермонтовым в экспедиционном отряде генерал-лейтенанта А.В. Галафеева, в Чечне и Дагестане.

И поэт, и Мартынов были участниками сражения при речке Валерик 11 июля.

Да, Лермонтов и Мартынов были давно знакомы; шутки и колкости в адрес друг друга стали для них привычным способом общения.

В начале 1841г. Мартынов неожиданно подал в отставку. Причина такого его решения до сих пор неизвестна. Возможно, их было несколько. Одна из них - огромные, невиданные прежде потери в ходе боёв, заставили остро задуматься о возможности собственной гибели, породили страх за свою жизнь. (В стихотворении Мартынова Герзель-аул есть слова: "И я спросил себя невольно: "Ужель и мне так умереть?")

  Современники не оставили свидетельств о храбрости Мартынова в экспедиции, как, например о Лермонтове, который, будучи фаталистом, смело лез под пули.

Официально Н.С. Мартынов сформулировал причину своей отставки "по семейным обстоятельствам". Правда, среди офицеров ходили слухи, что иные обстоятельства заставили Мартынова внезапно оставить военную карьеру. Дело в том, что у Мартынова к тому времени появилось прозвище "Маркиз де Шулерхоф". Шулерство в карточной игре сурово осуждалось в военной среде, и Мартынову, быть может, не оставалось ничего другого, как выйти в отставку.

У П.А.Висковатова, создателя первой научной биографии М.Ю.Лермонтова, читаем: «Некоторые из влиятельных личностей из приезжающего в Пятигорск общества, желая наказать несносного выскочку и задиру, ожидали случая, когда кто-нибудь, выведенный из терпения», проучит Лермонтова. Начались поиски подставного лица, которое, само того не подозревая, явилось бы исполнителем задуманной интриги. Стали уговаривать офицера Лисаневича, над которым поэт подтрунивал. «Что вы, - возражал Лисаневич, - чтобы у меня поднялась рука на такого человека!» Кроме этого, Лисаневич, подчеркивал, что Лермонтов относится к нему дружественно и всегда извиняется, если в своих шутках заходит слишком далеко.

И тут выбор падает на Н.С.Мартынова. «Мелко самолюбивый и тщеславный человек, коего умственное и нравственное понимание не выходило за пределы общепринятых понятий, давно уже раздражался против Лермонтова, которого он в душе считал ниже себя и по «карьере», и по талантам «салонным».

И общество не ошиблось в выборе «нового подставного лица».

13 июля 1841, вечером, в доме Верзилиных (ныне д.9 по ул. Буачидзе; здесь теперь Музей-заповедник М.Ю. Лермонтова), где часто собиралась молодежь, развернулись роковые события. Князь С.В. Трубецкой играл на фортепьяно. Среди прочих в комнате был Л. С. Пушкин, брат поэта. Лермонтов сидел подле одной из дочерей хозяев дома. В комнату вошел Мартынов, одетый, по своему обыкновению, в щегольскую черкеску с серебряными газырями и с большим кинжалом у пояса, красивый и надменный. Но видно было, что он любуется собой, и это было смешно. Лермонтов, не терпевший ни малейшей фальши, при каждой встрече подтрунивал над Мартышем, как он его звал. Часто рисовал на него карикатуры, писал эпиграммы, однако все в границах дружеской шутки. И вот, когда Мартынов вошел в гостиную, Лермонтов, обратившись к своей соседке, сказал по-французски:

  – Мадемуазель Эмилия, берегитесь – приближается свирепый горец.

     Хотя это было сказано тихо, но тут Трубецкой перестал играть, и слова "свирепый горец" прозвучали во всеуслышание. Позднее, когда все стали расходиться, Мартынов сказал Лермонтову:

 – Господин Лермонтов, я много раз просил вас воздержаться от шуток на мой счет, по крайней мере – в присутствии женщин.

 – Полноте, – ответил Лермонтов, – вы действительно сердитесь на меня и вызываете меня?

  – Да, я вас вызываю, – сказал Мартынов и вышел. 
Мартынов, вернувшись домой, рассказал обо всем своему сожителю Глебову и попросил его быть секундантом.

Глебов тщетно старался успокоить Мартынова и склонить его на примирение.

Лермонтова друзья уговорили уехать на двое суток в Железноводск. В его отсутствие они думали уладить дело.

«Как прожил поэт в одиночестве своем в Железноводске последние сутки – кто это знает!»

Выводы Висковатова: Расчеты друзей оказались неверными. Мартынов оставался глух и больше хранил мрачное молчание. Власти знали о предстоящей дуэли, но меры приняты не были.(Можно было арестовать молодых людей, выслать из города к месту службы, но всего этого сделано не было). Нет сомнения, что Мартынова подстрекали посторонние люди, «давно желавшие вызвать столкновение между поэтом и кем-либо не в меру щекотливых или малоразвитых личностей».

Точно так же, как многое в этой дуэли было неясно Висковатову, точно так же это вынуждена признать и Э. Герштейн — автор последнего и наиболее полного исследования о дуэли Лермонтова с Мартыновым.   Друзья Лермонтова и тут были уверены в мирном исходе. Они (включая секундантов) считали, что дуэль будет носить чисто формальный характер: нелепо, чтобы из-за пустяка друзья стрелялись бы насмерть.

     "Мы... были убеждены, — писал Васильчиков, — что дуэль кончится пустыми выстрелами и что, обменявшись для соблюдения чести двумя пулями, противники подадут себе руки и поедут... ужинать”. Васильчиков считал, что и Лермонтов не принимал всерьез предстоящую дуэль.

Пустяковость причины дуэли, дружеские отношения дуэлянтов, а также близость секундантов обоим противникам привели к тому, что не было четко определено, кто вызвавший, а кто вызванный. Не были даже по-настоящему распределены секунданты. Не было на дуэли даже врача. Но самое главное последствие несерьезного отношения секундантов к дуэли — это вопиющее нарушение дуэльного кодекса, нарушение, безусловно повлиявшее на поведение Мартынова: присутствие на дуэли посторонних лиц — зрителей, для которых дуэль была своего рода спектаклем.

Видимо, все это и имел в виду сдружившийся с Лермонтовым в Пятигорске Лев Сергеевич Пушкин, говоря, что "эта дуэль никогда бы состояться не могла, если б секунданты были не мальчики, она сделана против всех правил и чести”.

Для Столыпина—Монго, бывшего очевидцем событий, вся линия Мартынова — и вызов на дуэль, и поведение в ходе ее — не могла не быть ясной.

Что же тогда составляло для него загадку?

Не следует забывать, что в этой истории было два действующих лица: не только Мартынов, но и Лермонтов. То, что Лермонтов осыпает Мартынова градом насмешек, не могло удивить Столыпина — он достаточно хорошо был знаком с этой чертой характера поэта. Но почему, видя, что Мартынов — человек, которого Лермонтов любил и предстоящей встрече с которым радовался, — всерьез обижается, почему и тогда Лермонтов не прекратил своих шуток, — это был первый вопрос, стоявший перед Столыпиным. Ведь Столыпин знал лермонтовскую незлобивость по отношению к друзьям, его доброту.

Почему же поэт повел себя по отношению к Мартынову не так, как по отношению к другим жертвам своего остроумия?

15 июля 1841 года около семи часов вечера дуэлянты, секунданты и "зрители" (присутствие посторонних лиц было не только нарушением правил дуэли, но и ставило её участников в двойственное положение) оказались в четырёх верстах от города на небольшой поляне у дороги, ведущей из Пятигорска в Николаевскую колонию вдоль северо-западного склона горы Машук (теперь это место называется "Перкальской скалой"). 
Секунданты установили барьер - 15 шагов, и отсчитали от него в каждую сторону ещё по 10 шагов, вручили дуэлянтам заряженные пистолеты.      Объявленные секундантами условия дуэли были следующие: стрелять могли до трёх раз, или стоя на месте, или подходя к барьеру. Осечки считались за выстрел. После первого промаха противник имел право вызвать выстрелившего к барьеру. Стрелять могли на счёт "два-три" (т.е. стрелять было можно после счёта "два", и нельзя стрелять после счёта "три"). Вся процедура повторяется, пока каждый не сделает по три выстрела. Руководил Глебов, он дал команду : "Сходись".      Лермонтов остался на месте и, заслонившись рукой, поднял пистолет вверх. Мартынов, всё время целясь в противника, поспешно подошёл к барьеру. (Очень хочется оказаться на месте дуэли, выбежать между противниками и закричать: "Люди добрые! Что же, вы не видите, что происходит? Этот же - показывая на Лермонтова, - прекрасно стреляет. Ему и к барьеру идти не надо, он того и с места убьёт, если захочет. Так он же не хочет!!! А этот, - показывая на Мартынова, - так зол, что готов подбежать к тому и выстрелить в упор! Что же вы делаете??? ОСТАНОВИТЕСЬ! но…)     Начался отсчёт: "один"… "два"… "три"… Никто не выстрелил. Тишина… Нервы у всех на пределе, и тут Столыпин (по другой версии, Трубецкой) крикнул: "Стреляйте или я развожу дуэль!". На что Лермонтов ответил: "Я в этого дурака стрелять не буду!"

     "Я вспылил, - писал Мартынов в ответах следователю. - Ни секундантами, ни дуэлью не шутят… и

опустил курок…".      Прозвучал выстрел.

Лермонтов упал как подкошенный, пуля прошла навылет.

     "Неожиданный строгий исход дуэли, - отметил Висковатый, - даже для Мартынова был потрясающим. В чаду борьбы чувств, уязвлённого самолюбия, ложных понятий о чести, интриг и удалого молодечества, Мартынов, как все товарищи, был далёк от полного сознания того, что творится. Поражённый исходом, бросился он к упавшему: "Миша, прости мне!"- вырвался у него крик испуга и сожаления…

          В смерть не верилось. Как растерянные стояли вокруг павшего, на устах которого продолжала играть улыбка презрения. Глебов сел на землю и положил голову поэта в себе на колени. Тело быстро холодело…".

"Пятигорск прощался с Лермонтовым. На заре, когда Машук ещё был окутан лёгким туманом, в зелени деревьев весело перекликались птицы. Старый комендант Ильяшенко, стоявший около гроба, насупив седые брови, спросил Столыпина:

- А где же золотое оружие? Ведь был, говорят, представлен?

- Что вы сказали?

- К золотому оружию был представлен этот мальчик. Где же оно?

- Золотого оружия не дал царь. Отказал.

Бережно несли его офицеры полков, где он служил: лейб-гвардии гусарского, Нижегородского, Гродненского, Тенгинского. Несли товарищи, несли люди, которые понимали, кого потеряла Россия…"

…с собой 
В могилу он унес летучий рой 
Еще незрелых, темных вдохновений, 
Обманутых надежд 
И горьких сожалений! 
Итак: 
     1. Лермонтов был смел и отважен, от вызова не отказывался, во время дуэли в противника никогда не стрелял. 
     2. Литературное дело считал главным делом своей жизни, но ради него не считал необходимым отказываться от принятых понятий чести, от риска собственной жизнью. 
     Для гения русской литературы всё было кончено. Для человека Лермонтова, может быть, осталась вина перед потомками, что он не уберёг тот священный родник, который через него послал людям Господь. 
      Для нас, потомков, осталось только то, что он успел создать.

Чтобы объяснить линию поведения Лермонтова, необходимо, на наш взгляд, проанализировать некоторые стороны его романа "Герой нашего времени”.

Роман М. Ю. Лермонтова «Герой нашего времени» - психологический. Он посвящен незаурядной личности, человеку, который, к сожалению, не может найти применения своим способностям.

Наиболее ярко проявляется мастерство печоринского психологического анализа в повести "Княжна Мери”.  

  Печорин, видимо, очень гордится этим своим качеством. В его понимании поэтичность (в самом широком смысле) души человеческой невозможна без постоянной склонности к психологическому анализу.

Грушницкий, с точки зрения Печорина, вообще не способен на какой-либо психологический анализ, и, следовательно, в его душе, как пишет Печорин, "ни на грош поэзии”. Именно поэтому он смешон и ничтожен в глазах Печорина, быть может, именно поэтому Печорин избирает его жертвой в своей игре.

Так, страдающему Печорину противопоставлен Грушницкий – его «кривое зеркало», которое носит «маску разочарованности», постоянно играет «в необыкновенные чувства, возвышенные страсти и исключительные страдания». В заключительной части повести предметом эксперимента вновь становится Грушницкий. Эта часть имеет самое непосредственное отношение к судьбе самого Лермонтова, и поэтому проследим содержание некоторых ее эпизодов наиболее подробно.

Грушницкий, до этого не представлявший в психологическом отношении какой-либо загадки для Печорина, теперь, после своей неудачи, начинает вызывать его интерес. Печорин внимательно следит за борьбой совести с самолюбием, которая происходит в душе Грушницкого.

  Вот он случайно становится свидетелем гнусного предложения драгунского капитана, чтобы Грушницкий, придравшись к чему-нибудь, вызвал Печорина на дуэль на шести шагах, но... с незаряженными пистолетами (об этом, разумеется, не должен знать Печорин, который, таким образом, станет жертвой мистификации). "Я с трепетом ждал ответа Грушницкого... Если б Грушницкий не согласился, я бросился б ему на шею”, — записывает в дневнике Печорин.

Грушницкий считает себя честным и порядочным человеком, но стоит затронуть его самолюбие, и он сразу забудет о своем благородстве. Лучшее тому подтверждение – ссора и дуэль героя с Печориным. Эпизод поединка является одним из ключевых в романе: здесь, находясь между жизнью и смертью, каждый из соперников открывает свое истинное лицо.

Дуэль в «Княжне Мери» не похожа ни на какую другую в русской литературе, потому что этот трагический способ решения ссоры обычно исключает любое коварство и отличается безупречной честностью участников. Здесь же в основе поединка – подлый сговор Грушницкого с неким драгунским капитаном. Последний, конечно, не помышляет о страшном исходе дела, его цель – позабавиться, представив Печорина трусом и опозорив, но это не уменьшает вины.

Грушницкий глуп: он доверился самоуверенному и безответственному человеку. 
В начале дуэли капитан убежден, что события будут разворачиваться по его плану: 
«Мы давно уж вас ожидаем», - говорит он с иронической улыбкой Вернеру и Печорину, намекая на их опоздание. А ведь герои прибыли вовремя! Вместо того чтобы примирить участников поединка, капитан пытается усилить конфликт. Секундант Грушницкого нарушает первое правило поведения на дуэли. Но Вернер дипломатично исправляет ситуацию: «… вы бы могли, господа, объясниться и кончить это дело полюбовно». Печорин выражает свою готовность помириться, но тут опять вступает драгунский капитан, который «мигнул Грушницкому». Вот здесь мы понимаем, насколько опасен секундант юнкера. Он олицетворяет мнение общества, которое с огромным удовольствием будет издеваться над Грушницким, если тот откажется от дуэли. Теперь для юнкера нет пути назад. «Мы будем стреляться», - говорит Грушницкий, еще не подозревая, что подписывает себе смертный приговор.

Печорин - хороший психолог. Я думаю, из него получился бы также прекрасный педагог, потому что он искусно пытается «перевоспитать» соперника, пробудить его совесть. Грушницкий и раскаялся бы, но он так слаб духом, а тут еще рядом драгунский капитан! 
Надо также отметить мужество Печорина. Смертельно рискуя, он держится уверенно. Успевает заметить даже красоту пейзажа. И без того жестокие условия дуэли герой усложняет, продолжая испытывать не только Грушницкого, но и себя, а еще заранее освобождаясь от грядущих мук совести. По жребию юнкеру выпадает стрелять первому.

Противники сходятся на месте дуэли. И здесь Печорин делает сильнейший ход: он предлагает перенести дуэль на маленькую площадку над пропастью, так, чтобы даже легкое ранение стало бы смертельным. Тем самым он лишает Грушницкого последней лазейки, последней возможности компромисса в борьбе совести и самолюбия.      Грушницкий колеблется. "Посиневшие губы его дрожали”.     

Следует отметить, что на этой стадии эксперимента Печорин преследует и конкретную цель: вынудив Грушницкого действовать решительно, он получает моральное право действовать столь же решительно — в том, разумеется, случае, если Грушницкий не откажется от своего подлого плана. 
     И при жребии Печорин предоставляет инициативу Грушницкому: он ждет, чтобы тот назвал сторону подброшенной кверху монеты.     Грушницкий получает право стрелять первым. "Он покраснел: ему было стыдно убить человека безоружного, — пишет Печорин, — я глядел на него пристально; с минуту мне казалось, что он бросится к ногам моим, умоляя о прощении; но как признаться в таком подлом умысле?.. Ему оставалось одно средство — выстрелить на воздух; я был уверен, что он выстрелит на воздух!”      Это опять-таки предположение, и ему не суждено сбыться — правильным было первое предположение.

     Вернер хочет разоблачить заговор, но Печорин все еще не позволяет ему сделать это. "Вы все испортите”, — говорит он, рискуя ради своего опыта жизнью. 
     "Грушницкий стал против меня, — вспоминает Печорин, — и по данному знаку начал поднимать пистолет. Колена его дрожали. Он целил мне прямо в лоб. 
     ...Вдруг он опустил дуло пистолета и, побледнев как полотно, повернулся к своему секунданту. 
    — Не могу, — сказал он глухим голосом.

     — Трус! — отвечал капитан.

    Выстрел раздался”.

Печорин ставит еще один опыт. Вовсе не из милосердия — слишком был он взбешен, — предлагает находящемуся в почти безнадежном положении Грушницкому возможность остаться в живых. Признание Грушницкого дает ему моральное право на это. "Откажись от своей клеветы, и я тебе прощу все”, — говорит Печорин. В борьбу совести и самолюбия в душе Грушницкого вступают два новых начала: возможность жить — с одной стороны, и с другой — ненависть к Печорину, морально уничтожившему его и в истории с Мери, и здесь, на дуэли. Последний эксперимент. Самолюбие и ненависть побеждают. Лицо Грушницкого "вспыхнуло, глаза засверкали. 
     — Стреляйте! — отвечал он. — Я себя презираю, а вас ненавижу. Если вы меня не убьете, я вас зарежу ночью из-за угла. Нам на земле вдвоем нет места...” 
     Итак, ради психологического эксперимента Печорин балансирует даже на грани смерти... 
     Эта — можно с полным правом сказать — главная черта печоринского характера имеет самое что ни на есть прямое отношение к трагическому финалу жизни Лермонтова. 
Рисунок М.А.Врубеля воскрешает следующие слова романа: "Когда дым рассеялся, Грушницкого на площадке не было. Только прах лёгким столбом ещё вился на краю обрыва".

На иллюстрации изображены Печорин, доктор Вернер и офицер-секундант. Позы их настолько выразительны, что зритель сразу чувствует драматизм этой молчаливой сцены, который состоит не только в убийстве Грушницкого, но и в страшном одиночестве Печорина.

Как считает литературовед В.Левин, «несмотря на огромное различие в биографиях Печорина и Лермонтова и внешнюю несхожесть их характеров, оказалась у них и общая очень существенная для обоих черта — это склонность к психологическому анализу».

Лермонтов выпускает свой роман. И тут происходит чрезвычайно интересное явление. В широко известной восточной сказке джинн, заточенный в бутылку, вселяется в освободившего его человека и подчиняет себе его. Нечто подобное произошло и с Лермонтовым: сойдя со страниц романа, Печорин словно начинает воздействовать на поступки и мировосприятие автора.

Не следует забывать, что Лермонтов был очень молод, что характер его, как мы видим из воспоминаний современников, был еще недостаточно устойчив и полон противоречий, так как находился, видимо, еще в процессе формирования.

В то же время Печорин, человек, умудренный значительно большим жизненным опытом, закаливший свой характер в различных бурях, уже прошедший в своих отношениях с обществом тот этап, на котором пока еще находился Лермонтов, натура в данный момент, пожалуй, более сильная, чем Лермонтов.

     Очень существенно также, что герой и автор находятся по своему интеллекту на одном уровне. Лермонтов создал образ человека, в этом плане ничем не уступающего ему самому. Интеллектуальная близость Печорина и Лермонтова такова, что, встреться они в жизни, между ними вполне могли бы возникнуть близкие отношения — в тех пределах, разумеется, в каких допустил бы их Печорин, который, безусловно, был бы в этой дружбе старшим.

Литература:

1. Висковатов П.А."Михаил Юрьевич Лермонтов. Жизнь и творчество." Москва, «Современник».1987.

2.  Герштейн Э. "Судьба Лермонтова"— Изд-во "Советский писатель”, 1964.

3. Гордин Я.А. Дуэли и дуэлянты: Панорама столичной жизни. - СПб.: Пушкинский фонд, 1997. - 288 с. (Серия "Былой Петербург").

4.  Левин.В.И. "Дуэль Лермонтова”. Еженедельник "Литературная Россия»

5. Лермонтов М.Ю. "Герой нашего времени."

6. М. Ю. Лермонтов в воспоминаниях современников”. Изд-во "Художественная литература”, 1964.

7. Сизова М.И. Из пламя и света. М., «Молодая гвардия», 1067.

8. Хандорин В. Дуэль в России. Родина. 1993, №10, с. 87-93.