Коллизионные нормы: понятие, виды, история возникновения 1

В. Регулятивный характер коллизионных норм как отсылочных норм. Некоторые авторы высказывают по затронутому вопросу о функциях коллизионных норм точку зрения, которая может считаться «промежуточной». В частности, Л.Раапе отмечает: «Устанавливая материальную норму, законодатель сам непосредственно регулирует таким путем лежащее в ее основе жизненное отношение, что, конечно, не исключает делаемой законодателем отсылки к другим установленным им материальным нормам... Устанавливая же коллизионную норму, законодатель регулирует имеющееся в виду жизненное отношение лишь опосредствованно, именно путем указания того правопорядка, из которого должна быть взята материальная норма».

Приведенное выше мнение Л.А. Лунца при всей его законченности, исчерпывающей ясности и, казалось бы, безупречности все-таки нашло своих оппонентов. В частности, А.Б. Левитин, не ставя под сомнение вывод Л.А. Лунца о квалификации МЧП в качестве самостоятельной отрасли права и индивидуализации его благодаря коллизионным нормам, корректирует его позицию относительно понимания «совместного действия» коллизионных и материальных норм, настаивая на непосредственном регулировании, осуществляемом коллизионными и материальными нормами. «Но это совместное и непосредственное регулирование, — подчеркивает А.Б. Левитин, — нельзя рассматривать упрощенно в том смысле, что обе нормы (коллизионная и материальная) должны совместно выполнять регулирующие функции непрерывно на протяжении всего процесса регулирования. Регулирующее действие коллизионной нормы выражается в ложном, трудном процессе выбора соответствующего права... Но, сделав это дело, избрав необходимый закон, коллизионная норма уже прекращает свое регулирующее действие. Регулирование в дальнейшем производят только нормы материального права¹. Тем самым, как видно, длящийся и в принципе единый процесс регулирования, который обеспечивается в совместном действии (сочетании) коллизионной и материальной норм, если базироваться на воззрениях Л.А. Лунца и др., заменяется разделением его на две особые стадии: действие коллизионной нормы, а затем — материальной. В этом, разумеется, трудно усмотреть «совместность» и «непрерывность» регулирующего воздействия на общественное отношение коллизионной нормы в совокупности с материальной, о которых говорил Лунц и которые в итоге не отрицал и Левитин, однако формулировки в доказательство высказанной точки зрения характеризуются именно таким образом.

Как представляется, подобная позиция более укладывается в рамки «отсылочных» теорий относительно функций коллизионных норм, поскольку акцент в них делается именно на регулирующий эффект материальной нормы, предшествующим условием которого выступает отсылка к ней посредством коллизионного предписания.

Г. «Разграничивающая» функция коллизионных норм. В некоторых случаях признание регулирующего эффекта коллизионных норм обосновывается тем, что они обеспечивают разграничение национальных правопорядков различных государств. Ввиду этого обстоятельства такие теории, думается, могут быть объединены в одну категорию позиций, которые представляют собой разновидность концепций регулятивных функций коллизионных норм. Не случайно, например, что Л. Раапе случаи урегулирования вопросов о подлежащем применению праве именует «пограничными», а сами нормы — «разграничивающими» (используя этот термин наряду с такими названиями, как «конфликтные», «нормы применения права», «правила привязки»)².

1.3 Структура коллизионных норм

Коллизионные нормы состоят из двух структурных элементов — объема и привязки. Объем указывает на круг общественных отношений, подпадающих под регулирование, или условия, при которых действует данная норма. Привязка «прикрепляет», «привязывает» рассматриваемое общественное отношение к конкретному правопорядку. Привязка коллизионной нормы может быть выражена различным образом. Она может прямо, непосредственно указывать на применимое право, как это имеет место в приведенном примере. В других ситуациях отыскание компетентного правопорядка нельзя произвести без исследования конкретных фактических моментов: «Правовые отношения, возникающие из односторонних сделок, регулируются правопорядком государства местонахождения (местожительства) должника» (§14 Закона о международном частном праве и процессе Чехии). В данном случае выделенный текст представляет собой привязку, т.е. прикрепление регулирования соответствующего отношения к праву того государства, в котором проживает или находится должник. Без знания того, где реально находится или проживает соответствующий субъект (должник) невозможно определить и применимое к сделке право.

Таким образом, в ряде случаев привязка коллизионной нормы включает некий ориентир, помогающий «проложить путь» к отысканию применимого права, который в свою очередь, обусловливает обращение к фактическим характеристикам отношения. Указанные «ориентиры» большей частью представляют собой сложившиеся в практике международного общения правила, именуемые формулами прикрепления, или коллизионными принципами (коллизионными формулами).

2. Виды коллизионных норм

2.1 Односторонние и двусторонние

В современном международном частном праве встречается достаточно большое разнообразие видов коллизионных норм. Их необходимо разграничивать по видам, пользуясь разнообразными классификациями. В зависимости от того, какой критерий будет положен в основу той или иной классификации, коллизионные нормы будут распределяться по соответствующим группам.

Односторонние и двусторонние. Так, в зависимости от формы выражения привязки коллизионные нормы делятся на двусторонние и односторонние. Разграничение на указанные виды является, по существу, основным в международном частном праве, поскольку выражает специфику коллизионных норм именно как норм международного частного права. Односторонние коллизионные нормы отсылают регулирование отношения к определенно обозначенному в них правопорядку — как правило, национальному соответствующего государства. Вышеприведенная норма ФГК являет собой пример односторонней коллизионной нормы. Двусторонние коллизионные нормы не называют компетентное право непосредственно, а лишь указывают на признак, с помощью которого таковое можно отыскать. Выбор соответствующего материального права, которое будет регулировать рассматриваемое отношение по существу, зависит от фактических обстоятельств, характеризующих данное отношение. Привязки двусторонних коллизионных норм оперируют различными критериями определения компетентного правопорядка. Среди них наибольшее распространение в международной и национальной практике получили гражданство физического лица, место его постоянного жительства или преимущественного проживания, место учреждения и местонахождения юридического лица, место заключения договора, совершения действия (акта), место нахождения вещи (внесения ее в реестр), место причинения вреда, место рассмотрения спора и др., что именуется формулами прикрепления или коллизионными принципами.

Кроме того, коллизионные нормы так же, как и другие правовые нормы, могут различаться между собой по форме предписания, обусловливающей их юридическую силу, вследствие чего их можно классифицировать по видам на основе критерия юридической обязательности и говорить об императивных, диспозитивных или альтернативных нормах.

2.2 Императивные нормы

Понятие императивной (категорической) нормы в самом общем виде исходит из определения, что это есть норма, содержащая властные предписания, отступления от которых не допускается. Так, в Законе Китая о хозяйственных договорах с иностранным участием от 21 марта 1985 г. устанавливается: «Право Китайской Народной Республики применяется к контрактам, исполнение которые осуществляется на территории Китайской Народной Республики, а именно к договорам о совместных предприятиях между китайскими и иностранными лицами, о совместных образованиях договорно-правового характера с участием китайских и иностранных предприятий, а также к договорам о кооперации в совместных разработках и эксплуатации полезных ископаемых с иностранным и китайским участием» (ст. 5).

Юридический характер как таковой императивных норм не вызывает сложностей в понимании. Однако поскольку в международном частном праве категория императивных норм связана не только с материально-правовыми, но прежде всего с коллизионными нормами отечественного и иностранного права, ее важность для данной области не просто велика, но, кроме того, имеет свою специфику. Указанная разновидность императивных норм — коллизионных — представляет собой мало исследованную правовую область в современной научной литературе.

Изучение же этого вопроса, в частности, применительно к национальному законодательству того или иного государства в аспекте международного частного права приобретает в настоящее время все большее значение ввиду глубокой связанности национального и международного элементов правового регулирования отношений гражданского и торгового оборота, лежащих в международной сфере. Следует указать, что императивные нормы как отдельная составляющая международного частного права не подверглись крупномасштабному исследованию в специальных публикациях советских, а затем российских авторов (одной из работ, непосредственно посвященных императивным нормам, стала статья О.Н. Садикова «Императивные нормы в международном частном праве» в «Московском журнале международного права»)³.

Особенную сложность этой проблемы рождает действие отечественной коллизионной нормы и, как следствие, необходимость решения вопроса о применении или неприменении на ее основе иностранного права. Традиционная оценка юридического значения императивных норм с точки зрения международного частного права долгое время сводилась к общему правилу о том, что «подчинение отношения с иностранным элементом иностранному праву в силу коллизионной нормы или соглашения сторон... устраняет применение к этому отношению не только диспозитивных, но и императивных норм отечественного правопорядка»⁴. При этом необходимо оговориться, что принятый во всем мире «классический» ограничитель иностранного права, каким является оговорка о публичном порядке, стоит за рамками понятия императивных норм в данном контексте, хотя фактически и формулируется как норма строго юридически обязательная, т.е. императивная, без каких-либо исключений.

Одним из общих выводов науки международного частного права в этом плане на относительно недавнем этапе ее развития была констатация, что «запретительные правила отстраненного сторонами правопорядка не должны приниматься во внимание, поскольку это не противоречит публичному порядку. Это находится в соответствии с победой принципа первичной автономии воли сторон и с тем, что, по-видимому, принцип полной свободы сторон в выборе права, регулирующего их договор, начинает завоевывать господство». Близкий взгляд на рассматриваемый предмет был выражен, как было показано выше, и в советской доктрине международного частного права ее авторитетом Л.А. Лунцем, который подчеркивал, что «выбор закона сторонами касается лишь вопросов... обязательственного статута, такой выбор не может определять вопросы право-, дееспособности сторон, формы сделки, ее вещно-правовых последствий. Автономия воли относится только к обязательственному статуту»147. С другой стороны, им же подмечено, что «есть целый ряд материальных норм, действие которых не может быть устранено или ограничено коллизионной привязкой данного отношения к иностранному закону». К числу подобных материальных норм отнесены положения о национальном режиме для иностранцев, о правах иностранных организаций на совершение сделок в СССР, о неприменении исковой давности к некоторым требованиям и т.д. Эти нормы, по мнению Л.А. Лунца, «сильнее» императивных норм в обычном смысле слова: они применяются независимо от того, подчинено данное отношение советскому или иностранному праву» . В частности, в рамках действующего в настоящее время в Российской Федерации коллизионного права обращают на себя внимание следующие императивные предписания Основ гражданского законодательства Союза ССР и республик 1991 г.: «Форма внешнеэкономических сделок, совершаемых советскими юридическими лицами и гражданами, независимо от места совершения этих сделок определяется законодательством Союза ССР» (п. 1 ст. 165); «I. Отношения по наследованию определяются по праву страны, где наследодатель имел последнее постоянное место жительства... 3. Наследование строений и другого недвижимого имущества, находящегося в СССР, а также прав на это имущество определяется по советскому праву» (ст. 169). Ученые, исследовавшие эту проблему, задавались вполне естественным вопросом — так что же делает названные нормы юридически более сильными? В этом смысле предлагались внешне разные, но по сути сходные ответы: такие нормы можно считать нормами публичного порядка в «позитивном» значении этого слова или полагать их стоящими «вне» коллизионного права, вследствие чего при их применении коллизионный вопрос вообще не возникает⁵. В данном случае следует согласиться с О.Н. Садиковым, который справедливо подверг критике подобные аргументы прежде всего в силу их непоследовательности и неубедительности (например, отсутствия критерия для определения круга такого рода императивных норм, исключения традиционных для регулирования частноправовых (гражданско-правовых) отношений норм из сферы коллизионного права, к которым относятся нормы о сделках, давности и др., а также расширение сферы публичного порядка за счет слишком общего его понимания, что противоречит сути этого института, и др.).

В третьей части ГК РФ новейшем регулировании, относящемся к области международного частного права, проблеме императивных норм уделено особое место — ей посвящена отдельная статья. В ней говорится, что «правила настоящего раздела не затрагивают действия тех императивных норм законодательства Российской Федерации, которые вследствие указания в самой норме или ввиду их особого значения для обеспечения прав и охраняемых законом интересов участников гражданского оборота, регулируют соответствующие отношения независимо от подлежащего применению права» (ст. 1229). Как видно, ряд неясностей, которые диктовали озабоченность специалистов по поводу понимания анализируемой категории коллизионных норм и теоретического осмысления надлежащего подхода к их содержанию, объему, сфере действия, юридическим последствиям и т.д., получили уточнение в законодательной форме. Вместе с тем по некоторым моментам приведенное решение нельзя назвать безупречным. Это касается прежде всего отсутствия конкретизации применимого права. «Подлежащее применению право» — понятие, как было показано выше, не однородное и не всеобъемлющее. В формулу определения круга императивных норм законодательства Российской Федерации, которые действуют помимо подлежащего применению иностранного права, следовало бы ввести указание на то, что имеются в виду нормы, регулирующие соответствующие отношения независимо от права, подлежащего применению к их существу, так как, скажем, действием таких норм не может затрагиваться вся амплитуда всех граней гражданско-правового отношения: императивные положения, касающиеся право- и дееспособности стороны, не препятствуют применению иностранного права, выбранного самими субъектами отношения, к основному его содержанию; императивные предписания, регулирующие форму сделки, не устраняют обязательственный ее статут и т.п. Кроме того, вызывает также упрек и отсутствие четкости в таком критерии, предполагаемом для нормативного закрепления в данном случае, как «обеспечение прав и охраняемых законом интересов участников гражданского оборота». В действительности поиски на его основе и отграничение соответствующих норм от других может составить отдельную проблему.

Очевидно, что, говоря об устранении из сферы правового регулирования данного отношения национальных норм соответствующего государства, в том числе и императивных, посредством выбора права в силу соглашения сторон или действия коллизионной нормы, следует исходить прежде всего из того, что в МЧП существуют различные категории императивных норм. По этому поводу в трудах по международному частному праву высказывались суждения определенного толка. Например, Л. Раапе предлагал учитывать обойденный сторонами правопорядок, т.е. привлекать к делу «принудительные нормы» последнего, но, с другой стороны, тот же самый автор ставил вопрос о важности обойденных норм. «Бесспорно, существуют случаи, когда определенные принудительные нормы исключенного сторонами правопорядка заслуживают быть принятыми во внимание... Среди принудительных норм, имеются более важные и менее важные...»⁶. В этом отношении могло бы помочь деление норм рассматриваемого порядка на нормы различных градаций (в зависимости от характера их юридической обязательности) нормы абсолютно-императивные и относительно-императивные (см. в этой связи, например, классификацию императивных норм, предложенную применительно к нормам Общих условий поставок СЭВ.

Ввиду значимости для отечественного правопорядка внесения в раздел Гражданского кодекса РФ упомянутых постановлений, связанных с соотношением иностранного права как применимого к конкретному отношению в каждом данном случае и императивных норм отечественного (т.е. российского) правопорядка, необходимо остановиться на этом особо. Еще в 1964 г. в Гаагской конвенции о Единообразном законе о международной купле-продаже товаров (Конвенции ЮЛИС — Uniform Law on International Sale (ULIS) предусматривалось следующее: «Настоящий закон применяется также тогда, когда стороны избрали его как закон договора, независимо от того, имеют ли стороны свои предприятия или свое постоянное местопребывание на территориях разных государств и являются ли эти государства участниками Гаагской конвенции от 1 июля 1964 г., в той мере, в какой названный закон не наносит ущерба императивным положениям, которые подлежали бы применению, если бы стороны не избрали единообразный закон» (ст. 4 Единообразного закона). В дальнейшем указанный подход был зафиксирован в ст. 7 Римской конвенции о праве, подлежащем применению к договорным обязательствам, заключенной в 1980 г. странами ЕЭС. В силу важности положений этой статьи Конвенции, оказавшей влияние на последующее национально-правовое регулирование в данном вопросе ряда входящих в ЕС государств, представляется необходимым привести их текст полностью: «Императивные нормы. 1. При применении в соответствии с настоящей Конвенцией права страны могут быть применены императивные нормы другой страны, с которой отношение имеет тесную связь, если и поскольку согласно праву этой последней страны такие нормы должны применяться независимо от права, применимого к договору. Решая вопрос о применении таких императивных норм, необходимо учитывать их природу и назначение, а также последствия их применения или неприменения. 2. Ничто в настоящей Конвенции не ограничивает применение норм права страны суда в случаях, когда они являются императивными независимо от права, применимого к договору».

Таким образом, тенденции развития международного частного права на современном этапе очерчиваются достаточно четко в направлении ограничения автономии воли сторон за счет большего обращения к императивным нормам национального и иностранного правопорядков, при сохранении действенности и другой категории императивных норм — конституирующих оговорку о публичном порядке. Определение в законодательстве круга норм первой из упомянутых групп пока не сопровождается формулированием исчерпывающих критериев.

2.3 Диспозитивные и альтернативные нормы

Диспозитивными нормами в праве вообще, в том числе и в международном частном праве, именуются нормы, предоставляющие возможность отступить от правила, содержащегося в ней. В области коллизионных норм МЧП выбор права, помимо общего предписания, стороны (правоприменительный орган) могут осуществлять, руководствуясь иным правилом, нежели то, которое установлено в содержании нормы общим порядком. Примером диспозитивной нормы служит соответствующее положение Конвенции о правовой помощи и правовых отношениях по гражданским, семейным и уголовным делам 1993 г. стран СНГ: «Права и обязанности сторон по сделке определяются по законодательству места ее совершения, если иное не предусмотрено соглашением сторон» (ст. 41). Сравним это предписание с нормой иного характера той же Конвенции: «форма сделки определяется по законодательству места ее совершения» (ст. 39).

Следовательно, одним из важных признаков квалификации нормы в качестве диспозитивной является возможность замены предписания, выраженного в основном правиле, другим образцом поведения, которое чаще всего сопряжено с наличием автономии воли сторон— свободы усмотрения в части выбора применимого к отношению права. Так, в соответствии с Законом Украины о внешнеэкономической деятельности от 16 апреля 1991 г. «права и обязанности сторон внешнеэкономического соглашения определяются правом места его заключения, если стороны не согласовали иное... Права и обязанности сторон внешнеэкономических договоров (контрактов) определяются правом страны, избранной сторонами при заключении договора (контракта) или в результате дальнейшего согласования» (ст. 6).

Альтернативные нормы. Альтернативные нормы — явление относительно недавнее в международном частном праве. Оно связано преимущественно с тем, что по мере расширения и интенсификации международных обменов по необычайно широкому спектру их направлений в последнее время развитие этой правовой области происходит за счет усложнения конструкций, используемых в коллизионно-правовом регулировании, прежде всего путем дифференциации объемов и привязок, используемых в коллизионных нормах, на основе учета специфики и разнообразия регулируемых отношений. Об указанном свидетельствует сравнительный анализ объективного нормативного материала, относящегося к различным странам. В частности, при обращении к «старым» кодификациям международного частного права, существующим достаточно длительное время, к каковым, бесспорно, относится, скажем, японский Закон о праве, касающемся применения законов вообще, 1898 г. (поправки, внесенные в него на современном этапе, не затронули его основных характеристик), нельзя не заметить лапидарности формулировок коллизионных норм в акте в целом, главным концептуальным и структурным стержнем которого выступает принцип: в одном положении — один объем и одна привязка, т.е. одна коллизионная норма.

Что же касается альтернативных коллизионных норм, то, формулируя общий подход к их обозначению, можно отметить, что это — нормы, содержащие несколько правил отыскания применимого к данному отношению права. Такие нормы, во-первых, дают возможность выбора соответствующего правопорядка с учетом условий и круга очерченного в объеме нормы отношений, и во-вторых, ео ipso (т.е. в силу самого этого факта) не являются императивными. Иными словами, по характеру юридической обязательности в части соблюдения предписаний, имеющихся в норме, они, по существу, должны быть отнесены к разряду диспозитивных⁷.

Однако в результате того, что имеет место безусловная специфика в форме выражения коллизионной привязки, подобного рода нормы выделяются в отдельную группу. Обратимся, например, к достаточно недавней кодификации норм МЧП, проведенной в Монголии. В ч. 7 ее Гражданского кодекса (гл. 58), посвященной международному частному праву, в частности, существует ныне несколько альтернативных норм: так, в области регулирования прав собственности устанавливается, что «права собственника в случае предъявления им требований о защите его вещных прав определяются по выбору лица по праву государства, в котором имущество находится, или по праву страны, в реестр которой внесено имущество, либо по праву того государства, в судебное учреждение которого заявлено требование» (п. 5 ст. 432); в части осуществления защиты неимущественных личных прав лица допускается применение по его выбору закона государства, «в котором имело место действие или иное основание, послужившее причиной возникновения требования, либо в котором истец имеет свое постоянное место жительства или ведения основной деятельности» (ст. 431). В Гражданском кодексе Вьетнама, принятом в 1995 г., в соответствующих положениях, содержащих коллизионные нормы, также представлена рассматриваемая разновидность норм МЧП: «возмещение за причинение вреда вне договора определяется по праву страны, где имело место действие причинения вреда или где имело место возникновение практических последствий причинения вреда» (п. 1 ст. 83 5)⁸.