Год выпуска: 1981
Автор: П. В. Симонов
Жанр: Психология
Издательство: Наука
Формат: DjVu
Качество: Отсканированные страницы
Язык: Русский
Количество страниц: 100
Описание: Основы эмоциональной составляющей человека. Естественнонаучный анализ ключевых понятий общей психологии: потребностей, эмоций, поведения, индивидуальных (типологических) различий, сознания и неосознаваемых проявлений высшей нервной деятельности человека. Одна из самых популярных книг как среди специалистов в области психологии, так и среди "интересующихся". Одна из главных работ Павла Васильевича Симонова. Основная цель – исследование природы эмоций. В течение многих лет Симонов проводил эксперименты, результатом которых стала информационная теория эмоций. По его собственным словам данная теория не описывает всю природу эмоций, но является наиболее точным приближением к истинному объяснению этого явления.

ВВЕДЕНИЕ

Эта книга посвящена результатам теоретического и экспери­ментального исследования эмоций, которое мы вместе с нашими сотрудниками проводили на протяжении последних двух десяти­летий.

Интерес к психофизиологии эмоций побудил нас обратиться к анализу творческого наследия К. С. Станиславского. Резуль­татом этого анализа явилась книга «Метод К. С. Станиславского и физиология эмоций», написанная в 1955—1956 гг. и опубли­кованная издательством АН СССР в 1962 г. Я с благодарностью вспоминаю первого читателя и критика рукописи Леона Абгаро-вича Орбели. В 1960 г, перейдя в Институт высшей нервной дея­тельности и нейрофизиологии АН СССР, я получил возможность экспериментальной разработки столь давно увлекавших меня проблем. В тесном научном содружестве с режиссером и теат­ральным педагогом Петром Михайловичем Ершовым мы начали систематическое изучение вегетативных и электрофизиологиче­ских сдвигов у актеров в процессе произвольного воспроизведе­ния различных эмоциональных состояний.

И здесь сравнительно скоро мы убедились, что плодотвор­ность такого рода исследований упирается в отсутствие сколько-нибудь разработанной, стройной и обоснованной общей теории эмоций человека и высших млекопитающих животных. Проиллю­стрируем наши трудности хотя бы одним примером. Нам не раз приходилось читать о так называемой «эмоциональной памяти». Согласно этим представлениям эмоционально окрашенное собы­тие не только оставляет неизгладимый след в памяти человека, но, став воспоминанием, неизменно вызывает сильнейшую эмо­циональную реакцию каждый раз, когда какая-либо ассоциация напомнит о пережитом ранее потрясении. Доверчиво следуя этой аксиоме, мы просили своих исследуемых вспоминать о событиях их жизни, связанных с наиболее сильными эмоциональными пе­реживаниями. Каково же было наше изумление, когда такого рода намеренные воспоминания только в очень ограниченном проценте случаев сопровождались выраженными сдвигами кож­ных потенциалов, частоты сердцебиений, дыхания, частотно-ам­плитудных характеристик электроэнцефалограммы. Вместе с тем воспоминания о лицах, встречах, жизненных эпизодах, от­нюдь не связанных в анамнезе с какими-либо из ряда вон выхо­дящими переживаниями, подчас вызывали исключительно силь­ные и стойкие, не поддающиеся угашению при их повторном вос­произведении объективно регистрируемые сдвиги. Более тща­тельный анализ этой второй категории случаев показал, что эмоциональная окраска воспоминаний зависит не от силы эмо­ций, пережитых в момент самого события, а от актуальности этих воспоминаний для субъекта в данный момент. Как тут было ни вспомнить чеховского Ионыча, который с иронической усмеш­кой проезжает мимо дома любимой им некогда девушки, мимо балкона, где он провел ночь в состоянии потрясения и восторга. Стало ясно, что дело не в «эмоциональной памяти» и не в эмо­циях самих по себе, а в чем-то другом, скрывающемся за фаса­дом эмоциональных переживаний. Тем более стало ясно, что простое накопление фактов относительно объективных «корре­лятов» эмоциональных реакций человека мало что добавит к физиологии эмоций без собственной попытки ответить на вопрос, много раз возникавший в истории науки — на сакраментальный вопрос о том: «что такое эмоция?»

Мы искали ответ на этот вопрос в экспериментах, в ли­тературе, на занятиях семинара молодых сотрудников институ­та, посвященного изучению методологических основ науки о дея­тельности мозга. Очень важным для нас оказалось общение с физиком Анатолием Никитичем Малышко, который неизменно требовал возможно более точного (пусть рабочего, пусть «для себя»!) определения употребляемых в споре понятий. В февра­ле 1964 г. появилась «формула эмоций», всесторонней теоретиче­ской и экспериментальной разработке которой мы посвятили все последующие годы.

Наш подход к проблеме эмоций целиком принадлежит пав­ловскому направлению в изучении высшей нервной (психиче­ской) деятельности мозга. И дело здесь не сводится только к тому, что идея Павлова о формировании и нарушении динамиче­ского стереотипа как о критическом звене вовлечения мозгового аппарата эмоций оказалась исходным пунктом «информацион­ной теории эмоций». Может быть, еще важнее общий методологи­ческий подход И. П. Павлова к проблеме физиологического и психического при изучении высших форм деятельности мозга.

«Какое было бы основание,— писал Павлов,— как-нибудь различать, отделять друг от друга то, что физиолог называет временной связью, а психолог—ассоциацией? Здесь имеется полное слитие, полное поглощение одного другим, отождествле­ние» [Павлов, 1973, с. 489]. Этот последовательный монизм ве­ликого физиолога породил сохраняющийся до сих пор миф об отрицании Павловым психологического аспекта изучения дея­тельности мозга. Сошлемся на одну из последних статей А. Р. Лурия, где критикуются «многие исследователи в. н. д., стоящие на позиции редукционизма и считающие возможным понимать психические процессы человека как физиологические процессы, построенные по типу условных рефлексов» [Лурия, 1977, с. 68; об этом же — с. 72]. По мнению В. Б. Швыркова, «физиологическая рефлекторная теория давала «чисто физиоло­гическое» объяснение причин и механизмов поведения, в кото­ром отражение мозгом объективной реальности ограничивалось физиологическими процессами, а психика была просто не нуж­на» [Швырков, 1978, с. 14]. Однако сам Павлов, формулируя свою исследовательскую стратегию, утверждал, что «прежде всего важно понять психологически, а потом уже переводить на физиологический язык» [Павлов, 1954, с. 275]. Если психическое и физиологическое — одно и то же, если «психика не нужна», то откуда же взялись у Павлова эти «прежде» и «потом»? Как можно «переводить на физиологический язык» то, что вообще не существует? В речи на общем собрании XII съезда естество­испытателей и врачей 28 декабря 1909 г. Иван Петрович Павлов говорил: «Я не отрицаю психологии как познания внутреннего мира человека. Тем менее я склонен отрицать что-нибудь из глу­бочайших влечений человеческого духа. Здесь и сейчас я только отстаиваю и утверждаю абсолютные, непререкаемые права есте­ственнонаучной мысли всюду и до тех пор, где и покуда она мо­жет проявлять свою мощь. А кто знает, где кончается эта воз­можность?» [Павлов, 1923, с. 88]. Нетрудно видеть, что подлин­ные взгляды Павлова сильно отличаются от трактовки этих взглядов его комментаторами.

Свой вариант соотношения нейрофизиологического и психи­ческого предложил Д. И. Дубровский [1976, 1978], развивая ин­формационный подход к проблеме «сознание и мозг». «Мозго­вая нейродинамическая система, ответственная за существова­ние образа,— по мнению Дубровского,— есть материальный но­ситель информации. Связь субъективного образа и соответству­ющей ему мозговой нейродинамической системы есть связь ин­формации и ее носителя» [Дубровский, 1978, с. 9], причем ин­формация инвариантна по отношению к своему носителю. Два положения, сформулированные Д. И. Дубровским, вызывают протест.

С инвариантностью информации по отношению к носителю трудно согласиться, потому что трудно допустить, чтобы какое-нибудь изменение в содержании психического образа не имело в своей основе соответствующего изменения нейродинамики. Что это за таинственное психическое безразличие к своему нейро­физиологическому «коду»? Современная генетика, откуда заим­ствованы представления об информации и ее носителе, свидетель­ствует о том, что любое изменение кода ведет к сильнейшим из­менениям содержания наследственной информации при ее «счи­тывании» в процессе онтогенетического развития. Но еще хуже обстоит дело с «мозговым кодом», когда встает вопрос о «реци­пиенте» этой информации. Д. И. Дубровский не мог уйти от не­обходимости ответа на подобный вопрос. «Всякое явление со­знания носит в принципе отражательный характер и, следова­тельно, представляет для личности некоторую информацию» [Дубровский, 1978, с. 94. Подчеркнуто нами. — Я. С]. Так вот кто является получателем, читателем информации, закодирован­ной в нейрофизиологических системах,— личность! А что такое «личность» в контексте «информационного подхода» Д. И. Дубровского? Нечто находящееся «над» нейродинамическими си­стемами и закодированной в них информацией? И уж совсем вы­зывает изумление присущая нам способность «управления неко­торым классом мозговых нейродинамических систем своего моз­га» [Дубровский, 1978, с. 96]. Кто же это ими управляет? Сно­ва всемогущая «личность»?

Монизм Павлова, ядро его методологии состоит не в том, что он «отрицал» психическое или «сводил» его к нейрофизиологи­ческому. Сила и глубина диалектического мышления Павлова заключается в признании различных аспектов изучения единого по своей объективной природе нейропсихического (высшего нервного) процесса. Психофизиологическая проблема возникла в период, когда деятельность мозга изучали две науки — физио­логия и психология. Создание науки о высшей нервной (психи­ческой) деятельности фактом своего рождения ознаменовало первый шаг к диалектическому «снятию» самой проблемы. В ис­тории науки случалось не раз, когда ее развитие вело не к ре­шению вопроса, длительное время волновавшего умы исследо­вателей, но к ликвидации самого вопроса, как неправомерного и бесплодного в свете новых завоеваний человеческого разума.

Наука о высшей нервной деятельности не есть ни физиоло­гия, ни психология в традиционном их понимании, ее нельзя од­нозначно отнести ни к биологическим, ни к социальным наукам, ибо она включает в себя элементы всех этих отраслей знания. Другое дело, что единый процесс отражения объектов и явле­ний внешнего мира можно рассматривать в различных его ас­пектах:

— со стороны механизмов этого процесса, то есть, как нейро­физиологическое, материальное;

— со стороны его содержания, значения, его отношения к от­ражаемым объектам внешнего мира и к потребностям субъекта, то есть, как психическое, субъективное, идеальное.

Качественная особенность науки о высшей нервной деятель­ности состоит в том, что она рассматривает оба аспекта отража­тельной деятельности мозга в их взаимосвязи и взаимообуслов­ленности. В этом, подлинно системном подходе И. П. Павлова к изучению деятельности мозга наиболее полно и ярко воплоти­лись диалектическая сущность и революционный пафос его от­крытий.

Но мы должны упомянуть еще один аспект, одну ипостась высшей нервной (психической) деятельности мозга, которая явно ускользает от «могучей власти физиологического исследования» и дает основания говорить о суверенности чисто психологическо­го анализа. Суть этого аспекта хорошо сформулировал в одной из своих статей Д. И. Дубровский. «Я не могу исследовать боль как таковую, если не учитываю то фундаментальное обстоятель­ство, что это явление субъективной реальности другого человека. В противном случае объектом моего исследования будет уже не боль, а нечто иное, скорее всего некоторые объективные изменения в организме человека, сообщившего мне, что он испытыва­ет боль» [Дубровский, 1978, с. 54].

Сделаем этот пример еще более демонстративным с помощью мысленного эксперимента. Представим себе, что на нашей Зем­ле оказался исследователь-инопланетянин, совершенно лишен­ный чувства боли. В результате своих экспериментов он обнару­жил, что усиление разнообразных механических, термических, звуковых и т. п. стимулов в определенный момент вызывает ряд характерных объективно регистрируемых сдвигов в человече­ском организме: типичную мимику, речевые реакции (жалобы), повышение кровяного давления и т. д. и т. п. вплоть до измене­ния активности нервных клеток в определенных отделах голов­ного мозга. Можно ли сказать, что такой высокоинтеллектуаль­ный инопланетянин покинет Землю, поняв, что такое боль как субъективная реальность, как переживание? Разумеется, нель­зя. Мы постигаем боль другого исключительно благодаря на­шей собственной способности испытывать чувство боли. Никако­го иного способа проникнуть во внутренний мир другого челове­ка у нас нет. Та сторона психики, о которой идет речь, лежит за пределами научного познания в общепринятом значении слова «наука».

Другие люди — ничем не заменимое зеркало, благодаря кото­рому субъект не только осознает себя человеком, но и проверя­ет человечность, всеобщность своего восприятия окружающей действительности. «Лишь отнесясь к человеку Павлу как к себе подобному, человек начинает относиться к самому себе как к человеку. Вместе с тем и Павел как таковой, во всей его павлов­ской телесности, становится для него проявлением рода человек» [К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., 2-е изд., т. 23, с. 62]. Постиже­ние природы человека, а следовательно, и своей собственной природы может носить характер научного познания во всех его разновидностях (философия, психология, антропология, социо­логия, физиология и т. д.). Но отражательная деятельность моз­га не исчерпывается знанием, добываемым наукой. Существует и второй путь, значение которого в развитии цивилизации подчас остается как бы в тени триумфальных завоеваний научной мыс­ли. Рядом с «со-знанием» функционирует «со-переживание».

Изучая человеческий мозг, наука имеет дело с коррелятами (речевыми, электрофизиологическими, биохимическими) психи­ческих процессов, но для нее остается недоступна их субъектив­ная сторона. Методы науки не в состоянии познакомить нас с пе­реживанием боли, удовольствия, радости, отчаяния и т. п. друго­го человека. Эту возможность дает только сопереживание, роль которого до сих пор в полной мере не оценена ни теорией, ни практикой воспитания.

Было бы ошибкой полагать, что функции механизма сопере­живания ограничиваются одним лишь приобщением нас к внут­реннему миру других людей. Представление о сопереживании как о чем-то архаичном, грубом, приблизительном по сравнению с мышлением и имея в виду его изощренную логику, право же несправедливо: вчувствоваться можно не менее глубоко, чем вдуматься. Мир переживаний, сопровождающих процесс обще­ния между людьми, может быть чрезвычайно богат, усложнен и тонок, оставаясь невербализуемым. Достаточно вспомнить об эмоциях, возникающих при восприятии произведений искусства. Хотя одно и то же произведение вызывает у каждого зрителя свой ряд эмоций, в них есть нечто общее, то есть момент сопере­живания. В противном случае каждое произведение имело бы очень узкий круг почитателей, а не служило миллионам людей на протяжении веков.

Двойственная природа психики, зависимость процесса отра­жения от объекта отражения и наделенного потребностями субъекта породили две основные разновидности, две ветви чело­веческой культуры, взаимно дополняющие друг друга: науку и искусство. Субъективная сторона внутреннего мира личности не является предметом нейрофизиологии, поскольку она не явля­ется предметом науки вообще. Отступая от преследующих его по пятам смежных дисциплин — нейрофизиологии, этологии, антро­пологии, социологии и т. п., психолог в определенный момент оказывается на территории, где он чувствует себя недостигае­мым для представителей этих отраслей знания. С облегчением он осматривается вокруг и обнаруживает, что находится на тер­ритории... искусства.

Нам было важно остановиться на общеметодологических во­просах для того, чтобы сразу же недвусмысленно определить свой подход к проблеме эмоций. Информационная теория эмоций, ко­торой будет посвящено все последующее изложение, не являет­ся ни только «физиологической», ни только «психологической», ни тем более «кибернетической». Она неразрывно связана с пав­ловским системным по своему характеру подходом к изучению высшей нервной (психической) деятельности. Это означает, что теория, если она верна, должна быть в равной мере продуктивна и для анализа явлений, относимых к психологии эмоций, и при изучении мозговых механизмов эмоциональных реакций челове­ка и животных. Ее истинность или ложность должны быть до­ступны проверке как в психологических, так и в нейрофизиоло­гических экспериментах. Наконец, она должна находить под­тверждение в педагогической и клинической практике, в худо­жественных произведениях, посвященных описанию внутренне­го мира человека.

В заключение я хочу поблагодарить своих товарищей по ра­боте, чей труд наполнил конкретным фактическим содержанием те или иные разделы экспериментальной разработки интересо­вавших нас вопросов: И. И. Вайнштейн, М. Н. Валуеву (Русало-ву), И. Н. Грызлову, А. П. Ершову, А. А. Заничеву, И. С. Ивано­ва, К. Изарда, А. Н. Лукьянова, В. А. Маркевича, А. Я. Мехедо-ву, Н. Г. Михайлову, Р. А. Павлыгину, Д. И. Пайкина, М. Л. Пи-гареву, Т. Г. Пименову, Л. А. Преображенскую, В. А. Пучкова, К. Ю. Саркисову, О. А. Сидорову, С. Е. Скорикову, С. И. Табач­никову, В. Л. Таубкина, В. Д. Труша, М. В. Фролова, С. Н. Чу-гунову. Многие наши эксперименты были поставлены с участием тех, чьи энтузиазм и время согласно традиции скрываются за инициалами в протоколах наших опытов. Спасибо им всем — актерам высшей квалификации и учащимся театральных учеб­ных заведений, спортсменам-парашютистам и диспетчерам аэро­портов, студентам и лаборантам. Их эмоции, записанные перьями регистрирующих приборов остались на страницах наших книг, диссертаций и статей.

С особым волнением и безграничной благодарностью я про­изношу имена своих учителей — Василия Львовича Симонова и Эзраса Асратовича Асратяна.

CONTENTS

INTRODUCTION.............. 3

WHAT IS EMOTION?.............10

Reflection — evaluation function of emotions. Switching over function of emotions. Reinforcing function of emotions. Compensatory function of emotions. Role of emotions in control of size, density and quality of populations. Imitative behavior as an exemple of compensatory func­tion of emotions at the population level. Reinforcing function of emo­tions at the population level: the phenomenon of emotional resonance.

THE ANALYSIS OF CRITICISM TO THE ADRESS OF THE INFOR­MATION THEORY OF EMOTIONS.........56

On the term «information» relatively to the study of emotions. Simila-tiry and significant differences between the information theory of emo­tions and the biological theory of emotions by P. K. Anokhin. What are limits for applications of the information theory of emotions? How effective is the presentation of the information theory of emotions in the form of «structural formula of emotions*? On the so-called «va-lue» of emotions.

PHYSIOLOGY OF EMOTIONS..........69

Influence of emotions on the heart. EEG correlates of emotional reac­tions of man. Influence of emotions, on perception. Speech and facial expression.

NEUROANATOMY OF EMOTIONS.........92

Morpho-physiological basis of needs, motivations and emotions. Its relative autonomy. The significance of frontal neocortex for behavior orientation to signals of highly probable events. The participation oi the hippocampus in reactions to signals with a low probability events by means of controlling the range of engrams taken from memory and the comparison of these engrams to the available stimuli. The orga­nization of hierarchy of co-existant motivations as an important func­tion of amygdala. Behavioral functions of hypothalamus. Interaction of cerebral structures judged by spatial organization of its bioelectrical activity. Need — informational organization of integrative activity of brain.

PSYCHOLOGY OF EMOTIONS..........140

Classification of emotions: Needs as basis and motive force of human behavior. Psychophysiology of will. Determinism and personal respon­sibility. Conscious and unconscious levels of art creativity. Two kind of unconscious psychics: subconsciousness and super-consciousness. «Su-per-goab of human behavior as a function of super-consciousness. De­terminism and freedom of choice: elimination of problem.