|
Документально-художественная проза о Великой Отечественной войне 4"У каждого был свой спаситель”, - эти слова, сказанные одним из блокадников и так или иначе подтвержденные наблюдениями всех, кто делился с А. Адамовичем и Д. Граниным своими воспоминаниями о пережитом в ту пору, означают и то, что без взаимопомощи, без взаимной выручки, наверное, не удалось бы выжить никому, и то, что спасителей было много, - в какой-то момент, в каких-то обстоятельствах почти каждый становился спасителем. В первой части книги из множества воспоминаний складывается широкая, всесторонняя картина жизни в окруженном врагом городе. Во второй – общий план сменяется крупным, воспоминания – дневниками, перед читателями проходит три блокадные судьбы: Георгия Алексеевича Князева, ученого, человека немолодого, умудренного жизнью; Юры Рябинкина, шестнадцатилетнего мальчика, окончившего в 41 году восемь классов; Лидии Георгиевны Охапкиной, на руках которой были пятилетний сын и пятимесячная дочь. Эти два разных плана дополняют друг друга. Но именно вторая часть, записи день за днем рождают у читателя глубокое потрясение и сопереживание, дают ему возможность ощутить себя на месте этих людей, увидеть происходящее их глазами, проникнуться их мукой, заботами, надеждой. Девятисотдневная жизнь блокадного города проходит перед нами в известной хронологической последовательности, начиная с осени 41 года и первой блокадной зимы, и заканчиваясь снятием блокады и победой. По-видимому, это наиболее правильный путь, хотя кое в чем он, конечно, и ограничивает авторов, так как они вынуждены были дробить отдельные исповеди на куски, относящиеся к разным периодам блокадной жизни, они по два-три раза предоставляют слово одному и тому же лицу и сами тоже вынуждены повторяться. В "Книге” по этой, видимо, причине редки большие монологические фрагменты, целостные, законченные исповеди, более или менее завершенные рассказы, зато в тех случаях, когда такие протяженные фрагменты все же появляются, они производят очень сильное впечатление. В калейдоскопичности, мозаичности и обрывистости этого необычного повествования тоже есть свой смысл, или, лучше сказать, неожиданный эффект – эффект полифоничности и непреднамеренности. Множество очень разных голосов, почти перебивая друг друга, подчас смятенно и сумбурно, и неожиданно для самих себя, вдруг включаются в текст. Нам кажется, что впечатление полнейшей достоверности, искренности и открытости во многом объясняется естественным разноголосием этой "Книги”. Ленинград не только существовал на глазах у врага, под наведенными на него жерлами орудий, что само по себе могло бы быть названо подвигом, - он жил активной, деятельной жизнью: работали, в меру своих сил, заводы, выходили на крыши ленинградских домов дежурные, спешили на помощь бригады МПВО, собирались на своих заседаниях ученые, пешком или на трамвае спешили к бойцам на фронт писатели, - как это ни удивительно, но жизнь шла, и то, что она шла, и посылались на фронт еще теплые от обточки снаряды, и двигались по ленинградским улицам отремонтированные танки, и даже книги выходили, - все это в своей совокупности и явилось той победоносной силой, которая одолела механическую силу врага. Духовные истоки нашей победы и раскрывает "Блокадная книга”. Истоки победы, нравственные и физические страдания, бесчеловечность фашизма стали предметом исследования и в произведениях С. Алексиевич. Она рассказывает о военных судьбах женщин и детей. В книге "У войны – не женское лицо” собраны рассказы, воспоминания женщин-фронтовичек, подпольщиц, партизанок. В ней слышны голоса тех женщин, которым на долю выпала тяжелая, мужская работа – война. Мужество этих женщин вызывает преклонение и восхищение. Среди героинь С. Алексиевич нет тех, чьи имена навечно прославлены в народе. Её собеседники – рядовые участники событий. "Мы обыкновенные военные девушки, каких много”, - убеждены они. Были как все. А всех-то – восемьсот тысяч. С. Алексиевич называет эту цифру: "Всего за годы войны в различных родах войск служило свыше 800 тысяч женщин…” Волнующее впечатление производят воспоминания героинь книги "У войны - не женское лицо”. Ещё более его усиливает то, что это свидетельства подлинные, рассказы очевидцев. В читателе они вызывают не только чувство сопереживания, но и чувство причастности к тем событиям, о которых идет речь. Автору произведения удалось не только записать рассказы о пережитом, но и сохранить особенности речи, а значит, передать особенности восприятия мира каждым из собеседников, донести до читателя его живой голос. И читатель с напряженным вниманием слушает трагическую повесть о тяжелой судьбе женщины на войне, в которой – живая, незатихающая боль. "Множественность рассказов, рассказчиков в книгах, подобных "Огненной деревне” и "Блокадной”, - важнейшее условие самого жанра. Формообразующее условие”, - пишет А. Адамович. Причем, рассказы должны быть не просто механически соединены, их надо заставить взаимодействовать, очерчивая все более широкую панораму народных представлений о важнейших исторических событиях. "Женская память захватывает тот материк человеческих чувств на войне, который обычно ускользает от мужского внимания. Женщина сильнее ощущала, опять-таки в силу своих психологических и физиологических особенностей, перегрузки войны, физические и моральные, она труднее переносила "мужской” быт войны. И то, что она запомнила, вынесла из смертного ада, стало сегодня уникальным духовным опытом, опытом беспредельных человеческих возможностей, который мы не вправе предать забвению”. Эти слова автора книги "У войны – не женское лицо” определили направление её работы, ее неустанного поиска. Живые документы, подлинные свидетельства о войне собраны в книгах С. Алексиевич. Они не только дополняют наши знания о прошлом страны, народа. Они пример безграничного мужества и человечности, душевной красоты и преданности Родине, так необходимый всем нам. Выросло новое поколение людей, к счастью, не знающих, что такое война, но обязанных и стремящихся понять истинную тяжесть народной победы. Это к ним прежде всего и обращены книги документально-художественной прозы о войне. Участников войны сменяет молодое поколение, не знающее войны и иногда воспринимающее её несколько картинно, беллетризированно. Чувство незаживающей памяти фронтовиков помогает родившимся в мирное время выработать свою позицию к миру и войне, рождает у молодых чувство ответственности за будущее Земли. Документальная проза – о конкретном человеке на конкретной войне. И здесь писателю приходится отвечать за каждую строчку и перед людьми, и перед историей. 5. Список литературы
с. 220–225.
с. 2–3.
с. 34–37.
с. 13–20.
с. 9–10.
с. 205.
с. 92–100.
|
Loading
|